Книга Юность Бабы-яги - Владимир Качан

А развивается оно так: юбилярше поют заздравные песни на мотивы известных шлягеров. Поют двое, держа в руках отпечатанные тексты, что свидетельствует о фундаментальной подготовке к юбилею и о подлинно теплом отношении к старшей коллеге, виновнице торжества. Припев подхватывают все. В песнях отображается весь её славный трудовой путь и удачно сложившаяся личная жизнь. Например, один куплет (а все поется на мотив известной песни «Запрягай-ка, дядька, лошадь») звучит следующим образом: «Муженек тебя так любит и ласкает по ночам. Если он не приголубит, мы пошлем его к чертям». Горничной Валентине по виду лет 65, а может, и все 70, и можно только подивиться эротической удали и прыти ее «муженька», который, несмотря ни на что, все-таки «ласкает ее по ночам».

«И все же, – думает Саша, – ставить такой ультиматум муженьку, чтобы он и дальше продолжал ее «голубить», иначе будет послан к четрям, – по меньшей мере, бесчеловечно».

Однако эта тема, тема дефицита ласки – оказывается доминирующей не только в песнях, но и в разговорах собравшегося девичника. Одна из горничных с этакой веселой завистью говорит юбилярше:

– И-эх! Валентина! Да все у тебя, ить, хорошо: и муженек, и детки, и внуки, а мы-то – брошенки, нас бросили, у нас мужей-то нету! Мы – бабы брошенные, – повторяет она почему-то с удовольствием, никак не соответствующим содержанию того, о чем говорит. Более того, за приподнятостью и мажорностью ее речи стоит бесшабашная лихость бедовой бабы, которую теперь уже ничем не испугать, не удивить и не огорчить. Все худшее уже было, оно позади, а теперь будет только лучше, а не будет – сами сделаем. Поэтому она идет за стойку бара и включает магнитофон.

Оттуда на всю гостиницу несется хитовая бабья песнь. Но не «Мадам Брошкина», как следовало бы ожидать после сентенции о брошенных женщинах и вынужденном одиночестве, а другая, но не менее исповедальная вещь: «Ловила на губы, ловила на глазки». Чем ловля закончилась, Саша так и не узнал, потому что появился шанс незаметно уйти под стихийно начавшийся женский перепляс. Все женщины, кроме юбилярши Валентины, стали вдруг неистово танцевать. «Ловила на губы, ловила на глазки» – стонало из магнитофона, а женщины, никого так и не поймавшие за всю свою жизнь, танцевали друг с другом, а некоторые – отдельно, каждая – сама по себе. Их танцевальные движения напоминали традиционную русскую кадриль, сопровождаемую характерным подвизгиванием: «У-ох! У-ох!» Перед тем как выйти, Саша обернулся и увидел, что пьяные негры тоже пустились в пляс. Автономную женскую вечеринку все же разбавили своим внезапным внедрением в нее двое – пусть пьяных, пусть черных, но все-таки – мужчин. В русскую кадриль негры вписались столь же органично, как и в русскую пьянку, а женщины с восторгом приняли их в свою компанию. Легко можно было предположить, что намечающаяся дружба народов может сегодня скрасить одиночество – по крайней мере двух из пляшущих «брошенок». Магнитофон гремел, бабы плясали, негры кого-то обнимали, кто-то обнимал их, кто-то подходил к ним с рюмками, бабы кричали «О’кей», негры кричали: «Ха-ра-шо!» У них дома, за океаном, начиналось утро, Ижевск готовился ко сну, Москва готовилась к активной ночной жизни, казино и ночные клубы ждали первых посетителей, в США ждали экономического кризиса и падения «индекса Доу Джонса», Россия отважно вступала в капитализм, Виолетта летела в незнакомую Бельгию, а Саша Велихов готовился к завтрашнему рабочему дню, не подозревая, что тут, в Ижевске, его ждет встреча, которая впоследствии изменит всю его безалаберную и несчастную личную жизнь.

Глава 3,

в которой наш герой встречается с девушкой Викторией и попадает в историю

На следующий день Саше предстояло знакомство с конкурсантками. Он также хотел приступить к осуществлению некоторых режиссерских идей, которые пришли в голову еще в самолете. Кроме того, днем он должен был поехать на местное телевидение вместе с некоторыми членами жюри и вторым режиссером праздника. Хотя кто из них был первым, а кто вторым – не обсуждалось, действовать надо было в паре и по возможности согласованно. При знакомстве режиссер показался приятным парнем, и сложностей вроде не должно было быть.

На телевидении Саше стал более или менее понятен уровень ижевского конкурса, а также степень образованности, ума, амбициозности, равно как и похотливости некоторых членов жюри. Широчайшее поле половой деятельности нетронутой целиной простиралось перед судьями мужского пола. Голодное предвкушение бесконтрольного сексуального пиршества алчно поблескивало в их глазах. Все они, за исключением одного небесно-голубого визажиста, напоминали Петю Кацнельсона на корабле, когда ему предоставились неограниченные возможности для осуществления своих – как печатают в газетах торговцы интимными услугами – самых смелых фантазий. Но у Пети в глазах тогда все же мелькала тень растерянности и неловкости, у этих же – только бескомпромиссная готовность использовать свое влияние на полную катушку.

Один милейший молодой человек, владелец крупного рекламного агентства, с уже оформившимися признаками нахальства и уверенности в значимости собственной персоны на планете, вальяжно откинувшись пухлым корпусом на спинку кресла, отвечал на дежурный вопрос телеведущей: «Как вы будете оценивать конкурсанток?» Начал он довольно корректно, а вот закончил…

«Девушка должна, ко всему прочему, уметь что-то сказать, не стесняясь. Она должна проявить способность выражать свои мысли, если они у нее вообще есть. Мы будем оценивать их сначала визуально, а потом – орально». Наверное, он имел в виду их способность разговаривать, но сказал это с таким игривым подтекстом, что не оставил участницам ни малейшего шанса сохранить девичью чистоту и непорочную прелесть в течение конкурса.

Саша, сидящий рядом в кадре, хохотнул, не сдержавшись, но тут же перешел в фальшивый кашель, чтобы отвлечь внимание телезрителей от последних слов рекламного босса. Молодой предприниматель, однако, не смутился и не по причине непонимания того, что он ляпнул, а потому что на свете вообще не осталось ничего, что могло бы его смутить.

В целом и контингент, и уровень, и направленность предстоящего праздника красоты обрисовался довольно-таки отчетливо. Украсить собой состав жюри, придать конкурсу хоть какой-то блеск и хотя бы чуть-чуть развернуть типичный базар тел в более или менее пристойном направлении способен был только залетный американец, поэтому случайно постучавшаяся в голову Тофика Тураева идея его пригласить была почти гениальной.

Ну а что касается другого контингента – участниц, то тут Саша опять, уже третий раз в нашей истории, попался, хотя совсем недавно давал зарок свою хроническую влюбчивость сдерживать. Распахнутость души и постоянную готовность принять в свое сердце каждую смазливую поганку, способную немудрящими способами обмануть Сашину хилую бдительность, можно было бы объяснить только одним: любовью Поэта к любви как таковой. К тому же сейчас он неосознанно стремился хоть кем-нибудь заполнить пустоту, оставшуюся после Виолетты. Так случилось и тут, в Ижевске, но, по счастью, он в этот раз нарвался вовсе не на поганку…

Цветник, предоставленный Саше для режиссерской обработки, поражал многообразием форм и свободой выбора. Однако пользоваться служебным положением и срывать распустившиеся бутоны уже навострились члены жюри и всяческие спонсоры, а Саша к этой сластолюбивой шайке примыкать не собирался. Он хотел держаться независимо, неприступно и беспристрастно. Два дня все так и было.