Книга Она что-то знала - Татьяна Москвина

– Сама говорит и смеётся, – сказал Октябрь. – Роды старинные боярские! Когда не знаем, кто у нас отец с матерью… Нет уж, мы такие люди, что нам надо без продыху землю перелопачивать. Нас вот хлебом не корми, а дай по три раза за одну жизнь поменять общественный строй! И вот мы дошли до точки и до ручки. Неоткуда нам власть взять, только из самих себя!

– Самих себя ебя, – заметил Огурчик, помахивая вилкой, и на него тут же прикрикнули: с похабщиной в хороший разговор не лезь.

– Но из самих себя мы власть возьмём такую же, как мы, – корявую, всю в шерсти и злобной пене. Или хитрую, скользкую, без лица и чести. Некрасивую мы из себя власть возьмём, потому что мы некрасивы.

– Ты за себя говори и за своих, – обиженно сказала Вера Гаранина. – За мужиков. А мы чем виноваты? Мы, по-твоему, тоже некрасивы?

– С лица, Вера Даниловна, спорить не буду, вы хороши. А внутри? Те женщины, что способны на власть, такие же корявые и в шерсти. Внутри – я имею в виду.

– А наша Алёна? – крикнул Огурчик. – Ты тут не заговаривайся, просветитель!

– Алёну мы сейчас отставим в сторону, потому что Алёна – это чудо, а мы не можем рассчитывать на чудо. Оно нам явлено, и всё. Вот, говорю я, чёрную, служебную власть мы из себя ещё кое-как вытащить можем. А где взять белую, красивую, господскую власть, без лютого эгоизма, без корысти? Такую, чтоб глядя на неё вздыхать и радоваться?

– Где, Октябрь Платонович? – заинтересованно спросила Анна. – Вы что, действительно знаете?

– Скажите, Анна, кем был покойный расстрелянный цесаревич Алексей, наследник Русской земли?

– Сыном Николая Второго и Александры Фёдоровны.

– Была ли Александра Фёдоровна внучкой английской королевы Виктории? А сын её, стало быть, правнуком прославленной королевы?

– Да, это так.

– Стало быть, русский царский дом состоял в прямом родстве с английским королевским?

– Состоял.

– Так, стало быть, было бы и законно, и даже справедливо пригласить для восстановления русского трона представителя английской королевской династии.

– Боже! – изумилась Анна. – Вы хотите сказать…

– Да, дорогая наша гостья. Я предлагаю восстановить белую власть, воскресить царский трон и пригласить на него… хотя бы принца Гарри. Женим его тут на хорошей русской девушке, и заведутся у нас со временем самые настоящие русские цари.

Собравшиеся, уже, очевидно, не раз слышавшие Октябрёву телегу, жадно смотрели, какое впечатление она произведёт на заезжего человека.

– Идея красивая. Октябрь Платонович, – сказала Анна.

– Ой, мне так нравится! – обрадовалась агроном Света. – Настоящий принц приедет! Вот девушкам счастье.

– Девушки тут дело десятое, – отрезал Касимов. – Главное, чтоб нашим сукам стыдно.

– А нашим сукам будет стыдно, – ответил Октябрь. – Мы же давно господ ждем, как нашкодившие псы, всё ждём и ждём. И вот появляется настоящий господин, у которого нет нужды воровать, и счёта в банках заграничных ему не снятся, и жилплощадью в Лондоне он не интересуется, ибо – есть у него, так уж вышло, жилплощадь в Лондоне…

– Ты так говоришь, Октябрь, – заметила строгая Наташа, – как будто принц Гарри прям возьмёт чемоданчик да тут же и помчится. Что он здесь забыл?

– Не скажите, Наталья Дмитриевна, – возразил Октябрь. – Большой соблазн есть для Соединенного Королевства в нашем предложении. Во-первых, они вину могут искупить, историческую вину, что внучку королевы на произвол судьбы оставили, не уберегли. Во-вторых, вообще разные открываются перспективы. Они, конечно, задумают влиять, но всем этим поползновениям мы дадим отлуп. Не резко. Пусть мечтают. Потянутся, конечно, за принцем. Но мы их перехитрим. Наша идея в том, что мы постепенно из английского принца сделаем настоящего русского царя. Царя для красоты. Не для чёрной работы, для которой у нас чёрная власть имеется, а для белого танца! Нашего, заветного царя сделаем, перед которым стыдно.

– Вообще-то английский принц на русском троне всю геополитику перевернёт, – сказала Анна. – Это вы сильный ход придумали, Октябрь Платонович.

– Ура! – крикнул Огурчик. – За Октября! И за царя тоже!

– Порознь надо, – заметила Алёна. – Это одно, а то другое.

Выпили отдельно. За реальность (Октября) и за мечту (царя).

– Мираж это, – молвил за царя выпивший, а за Октября пропустивший, как-то нарочно замешкавшийся, отец Николай. – Блуд мысли. Театральщина…

– Кто знает, отец Николай? Революцию пролетарскую всяко было потрудней сделать, чем теперь принца Гарри на трон позвать, а вот учудили тогда, не поленились, – ответила Алёна. – Почему бы и нет? Денег хватит. Пусть пока готовится, русский учит. Потом в православие его окрестим, женим. Дворцы ему отдадим, вон в Питере дворцов навалом. Пусть красуется, парады принимает, больницы открывает. Правда, свои что-то поднадоели.

– Менеджеры, – усмехнулся Октябрь. – Сейчас, говорят, мы много и хорошо произведём, а потом дружно и весело съедим. А что потом? А потом, наверное, крупно покакаем. Где же мечта?

– Пустые твои мечты, – не утерпел отец Николай. – Фата-моргана.

– Мечты? Да в сравнении с тобой я злостный реалист. Ты вон веришь, что Иисус на землю придёт и мёртвых воскресит. Это, по-твоему, не фата-моргана, а прямо-таки послезавтра начнётся. В семь утра по Москве.

Тут подоспел деревянный поднос с гусями, зашитыми с капустой, и большой нож, который уверенно, явно не впервой, взял в руки Касимов. Сделал он из гусей десять порций – отец Николай с Татьяной Егоровной есть птицу не стали, день-то был постный, пятница, а Октябрь Платонович принципиально держался вегетарианства.

– Ирина Ивановна, – сказала Алёна, – голубушка моя, дитя спит, гуси в ход пошли, сядь, выпей спокойно. Ты уж столько тостов пропустила – за меня пили, за Октября пили, за царя пили…

– За какого царя – за английского, что Октябрюша придумал? Давайте лучше за того царя, который в голове.

– Вот я и спорить не буду! – отозвался отец Николай. – Вот это верно: Бог в душе, царь в голове!

– А я буду спорить, – ответил Октябрь. – Это всё неопределённые уравнения. Людям примеры нужны, человеческие примеры, кожей обтянутые, с ногами и руками. Сидит старец в келье, фунт хлеба в день ест, водой запивает и всех приходящих слушает-утешает, потерпи, дескать, – это я понимаю. А твою бюрократию раззолоченную, гладкую, с бородами и оперными возгласами, одними и теми же тыщу лет, – не понимаю, отче Николай! Закоченел ты в своих догмах совсем, замёрз. А мы люди горячие!

– Хорошо у вас, – сказала Анна, с неизвестно откуда взявшимся аппетитом доедая гуся. – Весело…

30ъ

Пока горбатовцы пируют, мы покрутимся внутри твёрдых значений, осталось немного, зритель должен потерпеть, мы идем к финалу, смягчаются нравы, светлеют ритмы вот представьте, живут две женщины. Одна – честная, умная, работящая, чистая, вся из достоинств, короче. В Бога верит и отечеству служит. Ждёт избранника, которому отдаст всё и навсегда. И никого-то у неё нет, никто-то к ней не ходит! А рядом соседка, соседушка, гадючка – пустая, лживая, вся цена рубль, и не верит она ни в Бога, ни в чёрта, и грешит она как дышит. А валят к ней – толпами. Потому что умеет когда надо – грудку открыть, когда надо – плечиком повести, ножкой топнуть, пообещать и надуть, вдруг дать – а потом отшвырнуть… Завлекать умеет, секрет знает. А секрет простой, не бывает проще… Вот такая же разница между честным рассказом – и рассказом занимательным