Книга Пианисты - Кетиль Бьернстад

— Ты не ясновидящая.

— Кто знает.

Я сдаюсь.

— Да, я думаю об Ане.

— Что именно ты думаешь?

— Я за нее волнуюсь. Перед ней стоит трудная задача.

Сельма улыбается. Эта улыбка беспокоит меня. Так иногда улыбалась мама. Когда была не права. Когда у нее не оставалось убедительных аргументов. Улыбнуться так Сельму заставила мысль об Ане. Это написано у нее на лице. Она выпрямляется и вскидывает голову. Отныне я должен взвешивать каждое слово.

— Аня прекрасно подготовлена, — говорит Сельма. — Она законченный художник. Подожди — и сам в этом убедишься. Она тебя поразит. Она всех нас приведет в восторг.

И опять улыбается.

Теперь я смотрю на нее глазами Ребекки, но я мужчина, во всяком случае, почти. Я вижу и многое другое. Я не позволяю себе обращать внимание на ее силу. Хотя эта сила волнует меня и делает Сельму еще более привлекательной. Я смущенно мотаю головой, чтобы прогнать эти новые мысли.

— Чего ты мотаешь головой? — спрашивает она.

Мне стыдно. Я потерял контроль над собой. И мне неприятно, что она видит меня таким.

— Прости.

Она долго смотрит на меня.

— Никогда больше не извиняйся, — говорит она, не спуская с меня глаз.

Я не выдерживаю ее взгляда и отвожу глаза.

Но не знаю, куда мне смотреть.

По дороге домой

Я возвращаюсь домой от Сельмы Люнге, небо усыпано звездами. В такую погоду к великой маминой радости всегда хорошо были слышны передачи на средних волнах, нам легко удавалось поймать и Москву, и Киев, а иногда отец уводил нас с Катрине на улицу посмотреть на спутник, на падающие звезды. Я поднимаю лицо к небу, чтобы оживить маму или увидеть отца таким, какой он, по-моему, есть ни самом деле. Господи, сколько звезд!

Неожиданно на меня веет холодом. Откуда-то сзади. Кто-то на меня смотрит. Но на улице никого нет. Ни души, только сугробы.

Я в недоумении останавливаюсь. Небо между звездами темно-серое.

Но в одном месте оно чернее. Я вздрагиваю.

Ястреб. Моя роковая птица. Пророчица беды. Неподвижная точка. Черная звезда. Только она гораздо ближе, чем мерцающие звезды.

Поежившись, я иду дальше, чувствуя спиной взгляд этого хищника.

Мой свидетель. Мое злое око.

Надо пройти мимо дамбы. Мне уже нетрудно ходить там. На месте той сломанной ветки выросли новые. Там, откуда мама махнула мне рукой, вода неподвижна. Впереди по дороге идет кто-то, погруженный в свои мысли. Поравнявшись, я вижу, что это Аня, но на этот раз она не пугается. Она узнает меня.

— Аксель!

— Аня! Я иду от Сельмы.

Лицо у нее проясняется.

— Правда? Я тоже была у нее сегодня, только раньше. — Она говорит, что ты законченный художник. И что ты всех нас приведешь в восторг.

Аня качает головой.

— Сельма много чего говорит.

Наконец мы смотрим друг на друга.

Мне хочется прикоснуться к ней, обнять, но я не решаюсь.

Она замечает это и закатывает глаза, ей нравится моя нерешительность. Того, что между нами произошло, как будто не было. И все-таки одному из нас придется заговорить первому. Мне, конечно.

— Все было замечательно.

Она предостерегающе поднимает руку.

— Билеты на концерт я послала по почте. Вы с Катрине будете сидеть в разных местах, а то я буду нервничать. Тебе придется сидеть дальше от сцены.

— Почему?

— Боюсь во время игры случайно встретиться с тобой глазами. Это может мне помешать.

Она берет меня за руку. Мы идем к дому. Меня трогает ее доверчивость. Я быстро оборачиваюсь и ищу глазами ястреба, но его уже нет.

— Папа собирается закатить обед для близких друзей.

— Не мама?

— Конечно, и мама тоже. Но, понимаешь, это папино мероприятие. Он забронировал «Блом».

— Мы там были, помнишь?

— Но это совсем другое. И ты сможешь пить вина, сколько захочешь.

Она быстро пожимает мне руку.

— До какого места я смогу проводить тебя сегодня?

— По крайней мере до поворота.

Мы идем молча, проходим мимо моего дома, во всех окнах горит свет, но Катрине не видно.

— Ты нервничаешь?

Она мотает головой.

— Нет, нисколько. Хотя, наверное, мне следует нервничать. Меня радует, что я буду играть для тебя вторую часть вместе с оркестром.

Мне хочется остановиться и поцеловать ее, но я не смею.

— Меня тоже это радует.

Мы проходим мимо Мелума.

— Я нас не опозорю, — говорит она.

Странное замечание. Я буду думать над ним всю жизнь. Я прижимаю ее к себе, но ей это не нравится.

Остаток пути до поворота на Эльвефарет мы просто идем рядом.

Остановившись между двумя фонарями, мы смотрим в глаза друг другу. Темно.

— Теперь я, наверное, увижу тебя уже только на сцене?

— Думаю, да.

— Желаю тебе успеха.

— Это не обязательно.

— Я все время буду о тебе думать.

— Спасибо. Ты такой добрый. Надеюсь когда-нибудь отблагодарить тебя за это.

— Отблагодарить за что? Я благодарен, что ты есть.

— Ну, мне пора, я хочу лечь. Знаешь, мне все время хочется спать. С тобой так бывает?

— Это нервы. Но это естественно.

— По-моему, я могла бы заснуть даже на концерте. Но, думаю, этого лучше не делать?

— Ты права. Думай о том, что выспишься после него.

— Ладно. Спасибо за совет.

— Глупышка.

— А сам кто?

Она сворачивает за угол. На этот раз я внимательно смотрю на нее. Точно, она что-то подкладывает под одежду, думаю я. По ней не видно, какая она худая. Да и зимняя одежда многое скрывает.

Мне уже ее не хватает. Как хорошо было бы прижать ее к себе. Не больше. Но она уже не вернется. Сейчас она войдет в красный дом. Интересно, что там происходит? Я поворачиваюсь и с мрачными мыслями и тяжестью на душе иду домой.

«Новые таланты»

Наступает день Аниного дебюта, хотя не знаю, можно ли это назвать дебютом? В. Гуде звонит мне по телефону и говорит, что этот концерт «Новых талантов» с Филармоническим оркестром может скорее навредить Ане, чем принести пользу. Во время разговора с ним у меня поднимается тошнота. Он обижен на Аню, отказавшуюся от него как от импресарио, и в то же время ему для его реноме нужны новые дебютанты. Я стою у окна в гостиной, на улице собачий холод, ударил мороз, и подтаявший снег превратился в каток. Мне хочется думать об Ане, но В. Гуде спрашивает, скоро ли я решусь и назначу время своего дебюта, концерт будет сольный. Я заикаюсь и запинаюсь, не знаю, что ответить, говорю, что я должен посоветоваться с Сельмой Люнге.