Книга Молодой негодяй - Эдуард Лимонов

Кто-то идет по двору аритмичной походкой пьяного, но очень твердо и тяжело ступая. В разрывах между стволами деревьев они видят приближающийся силуэт мужчины. Лора, прищурившись, вглядывается. У нее тоже близорукость.

— Сосед. Анатолий. Все ко мне подкалывается. Жуткий бабник.

— Добрый вечер, соседка. Гуляем? — Названный Анатолием тяжело садится на скамью рядом с Лорой. Ноги в синих джинсах вытягивает далеко вперед на асфальт. — Сигаретой не угостите, молодые люди?

Лора трясет пачку таким образом, что из прорванной дыры высовывается треть сигаретины, и «жлоб», как его мысленно назвал Эд, наклонясь всей головой к руке Лоры, почти улегшись к ней на колени, губами захватывает торчащую из пачки сигарету. Зажигалку он уже выуживает рукой из кармана джинсов. Хорошо, что у него есть зажигалка, потому что молодому негодяю не хочется зажигать для него спичку.

— Обжимаемся на природе? — продолжает жлоб-сосед Анатолий, выдохнув с наслаждением дым.

— Да, сидим и обжимаемся, — подтверждает Лора и вдруг прижимается к молодому негодяю. — А третий — лишний!

— Хорошо, хорошо, ухожу! — соглашается жлоб и поднимается. — Я — следующий! Идет? Помни, Лорик, что я всегда в твоем распоряжении. Не знаешь, что теряешь, глупая. Спок ночи.

Очередной порыв ветра отстраняет шевелюру ближнего дерева с лица фонаря, и свет падает на лицо жлоба Анатолия. Эд узнает лицо… Конечно! Вот почему звук его голоса показался Эду таким знакомым! Это же тип из летнего кинотеатра в парке Шевченко. Это он доставил Эду и всему зрительному залу столько переживаний в далекий майский вечер полтора года назад. Это он грязным взглядом смотрел на Анну и, свесив между рядами руки, болтал ими возле Анькиных колен… И вдруг схватил Анну за ногу…

43

Была суббота. Весна. В летнем кинотеатре был объявлен «Багдадский вор». Две Вальки из магазина «Поэзия» — Черная и Белая, Анна (уже работавшая в «Академкниге»), Вика Кулигина, Эд и Беспредметник Толик Шулик отправились на первый сеанс. Им следовало бы хорошо подумать, прежде чем отправиться в таком составе на вечерний субботний сеанс. Четверо здоровых ярких баб и два тоненьких зелененьких мальчика, сопровождающие их, всегда вызывают агрессивные и насильственные желания в явившихся без самок самцах. Это верно для любого мира, для любой страны. Отнять — первое желание, и основное. Если нельзя отнять — запугать, сделать жизнь неудобной хотя бы на два часа. Если нельзя изнасиловать физически, то хотя бы понасиловать словесно, дабы испортить настроение, и скомпенсировать себя за неспособность найти женщину и, прижимаясь к ней, смотреть на приключения багдадского вора.

Они поместились где-то посередине кинотеатра под открытым небом. Номера мест были отмечены белой краской на спинках садовых скамеек. Пять мест на скамейку, перегородок между местами не было. Жители большого южного города, особенно в те годы, отличались некоторой нестандартной пышностью, особенно женщины. Эд оказался притиснутым к мощному Анькиному бедру с одной стороны и тоже неслабому бедру Белой Вальки, которая, несмотря на свои двадцать лет, была выше нашего юноши, с другой. После профилей Анны, губастой Вики и Черной Вальки-украинки, взглянув налево, Эд мог увидеть белый клок над лбом Беспредметника.

Это был день открытия сезона. Администрация, пожадничав, назначив два сеанса в вечер, оказалась в луже. В объявленное для начала фильма время в природе, оказалось, было еще светло как днем. Усевшиеся уже на свои места зрители пыхтели, ворочались, потели и нервничали. Среди скамеек тараканами пробирались два мороженщика с голубыми ящиками у животов, где-то сзади у входа синел одинокий милиционер. Небо, сколько в него ни вглядывались директор кинотеатра, билетерши и зрители, ничуть не темнело.

— Как говорила моя бабушка Вера, если хочешь, чтобы чайник скорее закипел, не гляди на него. Публика гипнотизирует небо, и оно из чувства противоречия отказывается темнеть, — сказал Эд.

— Даже если мы не станем смотреть на небо, то все остальные будут на него смотреть, — вздохнула Анна и поправила выбившуюся в разрез крепдешинового платья лямку лифчика. Эд не любил сидеть вот так, как сейчас, прижатым к Анне. В жару еврейская красавица становилась горячей, как чайник бабушки Веры. Однажды им пришлось ехать в автомобильчике Цветкова в «Монте-Карло». Геночка сидел рядом с Цветковым-водителем, а Эд, Анна и еще кто-то третий оказались затиснутыми на заднее сиденье. Ехать с Анной в «Запорожце» было равносильно проведению двух часов в тесной клетке с гиппопотамом. Скамья перед ним была почти пустой, и Эд уже собрался спросить у билетерши, можно ли пересесть на пустующую скамью, как вдруг вбежали в поле зрения четверо парней и, хохоча и ругаясь, стали протискиваться на свои места. В едва взглянувшем на них опытном молодом негодяе на невидимом миру табло зажглась красная надпись: «Опасно!» Если ты провел десяток лет среди криминалов и сам причинил немало неприятностей другим людям, то ты узнаешь, кто опасен, а кто нет. Не всякие громкоговорящие и громкоругающиеся люди опасны. Эти — были.

Протиснувшись, они стали делить места, и этого короткого момента было достаточно нашему наблюдателю, чтобы безошибочно опознать самого опасного — лидера. Темнолицый от несбритой вовремя щетины и от особого качества темной кожи (такая же была у Мотрича, кстати сказать), высокий и костлявый, с грязно-потными волосиками над лбом, «особо опасный» Эду в высшей степени не понравился.

Неприятный тотчас оправдал неприязнь Эда. Охватив взглядом их компанию и проведя гадкими глазами по девушкам, неприятный прокаркал: «Во какая коллекция телок, парни!» Потные, покрасневшие от бега рожи уже усевшихся приятелей немедленно появились над спинкой скамейки взамен затылков. Чтобы дать рожам понять, что девушки не одни, Эд положил руку на Анькино колено и по-хозяйски погладил его. И, повернувшись к самой красивой — Белой Вальке, она же была и самая гордая и злая, сказал, лишь бы что-то сказать, пометив и Вальку как «свою»: «Ну и долго они будут испытывать наше терпение? Пора начинать!»

Особо опасный все еще стоя, в повороте, усаживаясь и лишь медленно снимая грязный взгляд с лиц и грудей и плеч девушек, хмыкнул менее «неприятным»: «Их четверо, и нас четверо. Вот бы и поладили…» И сел. Из внутреннего кармана пиджака достал бутылку водки.

— Да они с ребятами, — пробормотал самый робкий из неприятных.

— Разве это ребята для таких телок… — хрюкнул парень номер три.

Анна, услышавшая фразу, толкнула Эда локтем. «Каждый хазерюка…» — начала она.

Молодой негодяй остановил ее, сильно сжав горячее колено подруги. «Мать иху так. Сейчас начнется фильм…»

Однако теперь, когда Эд, забыв о совете бабушки Веры, все чаще вглядывался в небо, проверяя степень его потемнения, процесс и вовсе остановился. Почти не скрываясь, лишь чуть сползая вниз на сиденье, булькая отвратительно водкой и выковыривая из кулечка такую же гадкую, как и они сами, закуску — халву, компания впереди становилась шумнее и наглее. Прикончив бутылку и откатив ее ногой по залитому асфальтом полу кинотеатра, особо опасный стал хватать за шеи сидящих впереди женщин. Эд, весь напрягшись, думал о том, что он сможет сделать, если неприятный и его друзья начнут хватать «его» девушек. Взвесив несколько вариантов, он понял, что будет неминуемо побит. Один против четверых, да еще таких, он ничего не сможет сделать. На Беспредметника в драке рассчитывать нечего. Пацифист-Беспредметник не убежит, но он как девочка, даже слабее любой из четырех женщин. Разумеется, Вику и Анну нелегко обидеть. Они опытные бабы и будут орать, визжать и кусаться, и бить, если позволит пространство, по яйцам. Гордые Вальки, Белая и Черная, молоденькие, хотя и большие, может быть, зло расплачутся. Вероятнее всего, компания неприятных захочет напасть после сеанса. Очевидно, у выхода из кинотеатра. Чтобы «потискать телок», как они выражаются. Будет драка. Вмешается, если окажется поблизости, милиция. Если нет, может быть, добровольцы-прохожие. Или никто. Может быть, если шакалы опытные, им удастся загнать одну из жертв в глубь парка и изнасиловать…