Книга Переплетчик - Эрик Делайе

Он подошёл к двери и открыл. На пороге и в самом деле стоял Анна-Франсуаза. Она смотрела на него своими зелёными глазами и чуть-чуть улыбалась. «Это вы», — сказал он. «Это я». — «А где ваша карета?» — «Я наняла фиакр». — «Как же вы вернётесь?» — «Найму другой». — «Да, конечно, я не подумал», — он улыбнулся. «Вы позволите войти?» — «Да, конечно».

«Жанна, тебе не следует идти со мной, — обратилась она к служанке, — возьми, хорошо проведи время, только осторожно», — и она насыпала монет в подставленную горсть. Для Жанны эта сумма составляла примерно двухмесячное жалование. «Не стоит опасаться, — добавил переплётчик, — здесь неопасный район, ремесленный, здесь правят гильдии, а их законы строже государственных». — «Вот видишь», — сказала Анна-Франсуаза, и Жанна пошла прочь, на ходу пересчитывая деньги.

Шарль отступил в сторону, впуская девушку. Она прошла мимо него, а потом обернулась, глядя, как он закрывает дверь. Он посмотрел на Анну, и, хотя всё было понятно без слов, спросил: «Вы по-прежнему хотите заказать у меня книгу?» — «Да», — ответила она. «Вы решили, о чём будет эта книга?» — «О чём-нибудь высоком, например, о любви или о смерти». — «Так о любви или о смерти?» — «Лучше, чтобы и о том, и о том». — «Подобно „Ромео и Джульетте“ Артура Брока[98]?» — «Кого?» — «Артура Брока, он был английским поэтом». — «Мне казалось, что это пьеса, и принадлежит она перу Уильяма Шекспира». — «Нет, Шекспир просто воспользовался чужой идеей; это поэма Артура Брока, на французский язык её перевёл Пьер Боэстюо[99]». — «Я читала его сказки». — «Он гораздо больше переводил, чем писал». — «У вас есть эта книга?» — «Нет, но я могу её достать, издание 1559 года». — «Достаньте». — «Это звучит как приказ». — «Тем не менее это мольба». — «Я достану», — сказал Шарль, и она шагнула к нему.

«Кажется, мы сказали много лишнего», — добавила Анна-Франсуаза. Шарль почувствовал скованность в чреслах: он не ждал, что герцогиня вот так возьмёт с места в карьер, плюс ко всему его сексуальный опыт был чрезвычайно скромен, и он не очень понимал, как теперь стоит поступить. Впрочем, инстинкт подсказывал Шарлю, что нужно переступить запретную черту и поцеловать стоящую перед ним женщину — неумело, неуклюже, как выйдет, потому что она всё ему простит, влюблённая женщина крайне редко видит недостатки в человеке, которого любит, она слепа, подобно Фемиде. Так получилось, что шаги навстречу друг другу они сделали одновременно, и когда он почувствовал её язык у себя во рту, он внезапно понял, как и что следует делать, точно Эрос вселился в него, и он целовал её, будто заправский любовник, Зевс, оприходовавший между делом тысячи прекрасных смертных, и она млела в его объятиях, прямо здесь, посреди пустого коридора, перед лестницей на второй этаж.

«Где твоя спальня?» — спросила она, и он ответил: «Наверху слева, но я сейчас очень грязный, я сразу после работы, я пропах необработанной кожей, дубильными смесями и прочей гадостью», но она, смеясь и увлекая его наверх, прошептала: «Человеческой кожей?» — чем серьёзно его смутила. «Нет, — ответил он, — обычной, телячьей». — «Ничего, телячья — тоже хорошо». В этот момент Шарль понял, что ей действительно нравится его запах, эта тяжёлая вонь, к которой он, постоянно бывая в мастерской, давно привык, а вот клиенты не выносили, и потому он тщательно мылся в «приёмные» дни, особенно перед назначенными заранее встречами, но теперь его запах кому-то нравился, и удивление Шарля смешивалось с восторгом. Она утыкалась носом в его шею, пока они шли к комнате, и Шарль был на самом верху блаженства.

Спальня переплётчика была обставлена весьма скромно — небольшая кровать да два шкафа, один с одеждой и один с книгами. Анна-Франсуаза толкнула его, и он упал на перину, пропахшую его кожей и потом, а она стала вынимать из платья булавки, сдирая широкую юбку, затем — нижнюю юбку, задирая последнюю, вторую нижнюю юбку и забираясь на него сверху, одновременно пытаясь содрать с него штаны. Это было исступление, порыв, ураган, воплощённое вожделение.

Шарль представить себе не мог, насколько его чудовищный, животный запах, проникнутый шлейфом гнили, возбуждает юную герцогиню. Анне хотелось слизывать с кожи Шарля смесь его пота и грязи, хотелось скользить пальцами по его телу, и когда она, наконец, извлекла его член наружу, она тут же взяла его в рот, изогнувшись, точно обезьяна, и Шарль ощутил, что он находится на вершине блаженства.

Здесь, дорогой читатель, я позволю себе отойти немного в сторону, поскольку дальнейшие события легко себе представить, а что легко представить — то не стоит и детального описания. Они были настолько полны друг другом, настолько гармоничны, что не замечали ни течения времени, ни колебаний пространства, они сочетались, точно детали тщательно выделанной головоломки, и расплести их цепкий клубок не смог бы ни один криптолог.

Но была у этой безумной связи и другая сторона. Шарль, именно Шарль, а вовсе не Анна-Франсуаза оказался между порохом и пулей, между Сциллой и Харибдой, между огнём и полымем. Шарль оказался зависим. Она могла приезжать к нему, могла играть с ним, а он не мог ничего, потому что он был никто, песчинка в огромном городе. Но в тот, самый первый, день Шарль об этом не думал, потому что у него была его Анна-Франсуаза. Только его, ничья более.

Глава 4

ВТОРОЕ ЯВЛЕНИЕ ДОРНЬЕ

Как бы ни пряталась Анна-Франсуаза, как бы ни петляла по городу, как бы ни меняла карету на наёмный фиакр, скрыться от Дорнье она не могла. Управляющий в коричневом костюме стоял на углу дома и смотрел, как Анна отпускает Жанну прочь, как заходит к переплётчику в дом. Если бы герцогиня приехала к де Грези в карете, с Луи на пару, управляющий бы не волновался, воспринимая это как официальный визит в целях, например, заказа переплёта. Но тайна, окутывавшая Анну, её странное поведение не могли не натолкнуть Дорнье на мысль о том, что она опять ввязалась в переделку. «Едва ли полгода замужем, а уже — с любовником!» — подумал Дорнье и отправился на поиски подворотни или сквозного прохода, ведущего во внутренний двор. Он не сомневался, что там есть второй вход в дом де Грези, возможно, ведущий сразу на второй этаж, где находилась спальня, — Дорнье хорошо запомнил внутреннюю планировку.

Внутренний двор показался Дорнье на удивление аккуратным. Две лошади чуть подальше, под навесом, раскиданная солома, сухая земля, никакой слякоти. А вот дом де Грези оказался интересным. Дорнье понял, в чём причина «необжитости»: судя по всему, по-настоящему переплётчик жил и работал на старом месте, в соседнем здании, примыкающем к первому. С улицы казалось, что это два разных дома, но изнутри стало понятно, что они объединены общей задней стеной. Тем не менее в каждый из домов был отдельный вход и отсюда, с заднего фасада. Как Дорнье и предполагал, лестницы вели сразу на вторые этажи. Подумав, Дорнье стал подниматься в более новое строение, поскольку справедливо предположил, что переплётчик вряд ли поведёт герцогиню в старое. Обосновать свой вывод управляющий не мог (особенно с учётом того, что возраст домов был примерно одинаков, да и с виду они ничем не отличались): назовём это интуицией.