Книга Три глаза и шесть рук - Александр Рудазов

— Заткнись, урод! — рявкнул тот, что пощуплее. — Чего орешь, придурок?!

— Там… там… — пролепетал мальчишка, пялясь в мои красные глаза.

Похоже, даже до этих идиотов дошло, что этот ужас вызван не ими. Они медленно повернулись… и заорали еще громче. А в следующую секунду брызнули в разные стороны, бросив свою несчастную жертву посреди асфальта. Я только пренебрежительно фыркнул.

Мальчишка, которого я спас, испуганно съежился под моим светящимся в темноте взглядом. Из носа у него капала кровь, левый глаз стремительно наливался синевой, а правая рука, похоже, была вывихнута — уж очень он неестественно ее держал.

— Далеко живешь? — как можно приветливее спросил я. Пацан испуганно помотал головой, указав на дом, противоположный тому, куда направлялся я.

— Сам дойдешь?

Парнишка кивнул.

— Ну флаг тебе в руки. А если снова будут доставать, говори, что я твой друг.

Улепетывал он быстро.

В подъезде было темно, как в подземелье. Часть лампочек перегорели, часть были просто вывернуты. Я проверил окрестности Направлением и позвонил в квартиру под номером четыре. На двери красовался глазок, поэтому я на всякий случай стал сбоку, чтобы изнутри меня не было видно.

— Как будем входить — по-доброму или по-злому? — поинтересовался я у своего симбионта.

— Давай лучше по-доброму, патрон. Мы же против Баринова пока что ничего не имеем. Вот не захочет открывать, тогда и будем думать…

Я все еще не мог увидеть Баринова мысленным взором, но уже отчетливо представлял его местонахождение, ибо в квартире был всего один человек. Сейчас он медленно поднимается с кровати, разбуженный моим звонком. Надевает тапочки… очки… идет к двери… смотрит в глазок.

— Кто там? — сердито пробурчал старческий голос.

— Лев Михайлович? — уточнил я.

За дверью некоторое время молчали, видимо пытаясь расшифровать меня по голосу.

— Допустим… — неохотно признали этот факт. — А с кем имею честь?

— Вы Лев Баринов, руководитель научных станций «Уран» и «Гея»? — снова уточнил я.

На этот раз молчание длилось еще дольше.

— Нет… не совсем… — уже через силу выдавил голос.

— Угу. То есть?

— Я Лев Баринов. Но я не руководитель этих станций. Больше не руководитель. На пенсию я вышел, еще в прошлом году… Точнее, меня выдворили… А вам что, не сообщили? Кстати, а кто вы вообще такой?

— Я один из тех, кто выжил на базе «Уран». Теперь, по-моему, Баринов окончательно офигел.

— Как это — выжил? — с неподдельным интересом спросил он. — Что там случилось?

— Базы больше нет, Лев Михайлович. Капут. Уже почти месяц там одни только развалины.

— Интересно!… — хохотнул Баринов. — Значит, Мельников все завалил…

— Кто?

— Димка Мельников, мой преемник, — с удовольствием ответил Баринов. — Мелкий, вонючий крысеныш… Мой бывший заместитель. Подсидел меня, скотина… Мол, слишком стар! Да мне всего-то семьдесят семь!

Я тактично промолчал. На мой взгляд, семьдесят семь лет — вполне достаточный возраст для того, чтобы выйти на пенсию, но Баринову я, естественно, об этом говорить не стал.

— А что там случилось-то? — снова проявил интерес к «Урану» Баринов, — И кстати, станьте так, чтобы вас было видно в глазок, если не трудно.

— Я так и стою, — соврал я. — Темно просто.

— Лжете, любезнейший. Я, к вашему сведению и моей радости, никталоп. То есть отлично вижу в темноте. А вас я не вижу, если вы, конечно, не человек-невидимка…

— Угу. Ну хорошо, Лев Михайлович, вы меня подловили. Дело в том, что если вы рассмотрите меня повнимательнее, то вряд ли захотите дальше со мной общаться.

— И почему же?

— Как вам сказать… Вы знаете о проекте «ЯЦХЕН»?

Воцарилась тишина. Когда Баринов заговорил снова, в его голосе слышались одновременно и ужас и восторг.

— Не может быть! — воскликнул он. — Хочешь сказать… что вы… что ты… Это самое? И ты жив?!

— Откройте — и сами убедитесь.

— А где гарантии? — подозрительно хмыкнул Баринов, — Я ведь помню, сколько народу положил самый первый яцхен!

— Тогда вы должны знать, что ваша дверь для меня не преграда. Если бы я хотел убить вас, Лев Михайлович, вы бы уже давно были мертвы.

— Что ж… полагаю, это имеет смысл, — признал старик. — Заходите, друг мой…

Дверной замок тихо задребезжал, и я наконец-то воочию увидел Льва Баринова. Что ж, примерно так я его себе и представлял. Среднего роста, худощавый, лысоватый, в круглых металлических очках. Здорово напоминает Лаврентия-Берию.

— Так-так, любезнейший… — хмыкнул старичок, оглядывая меня с ног до головы. — Три глаза… шесть рук… на руках по семи пальцев… Приметы сходятся!

Я тактично промолчал, про себя раздумывая: неужели меня можно с кем-то спутать?

— Да вы проходите, проходите, чего в коридоре-то топтаться? — забеспокоился Баринов. — Не дай бог сейчас кто-нибудь мимо прошмыгнет… Особенно Клавка со второго этажа — визгу будет!

Я зашел, тактично попытавшись вытереть ноги о довольно ветхий коврик. Баринов вежливо сделал вид, что не заметил, как мои когти разодрали его тряпку на десяток длинных лоскутков. Я и сам до сих пор не привык к необычайной остроте своих царапок…

Усадив меня на облупившийся табурет, хозяин дома захлопотал, роясь в холодильнике в поисках угощения. А я думал о том, что если еще раз увижу Святогневнева, обязательно что-нибудь ему отрежу. Это же надо — начальство год как сменилось, а этот крендель до сих пор ни сном ни духом! Придурок…

— А квартирка у него не ахти, патрон, — поделился наблюдениями Рабан.

«Сам вижу».

Действительно, для бывшего генерала ФСБ, или кем там был господин Баринов, обстановка была более чем скудной. Всего лишь жалкая однокомнатная халупа, обставленная довольно ветхой мебелью. Старый, продавленный диван, шкаф чуть ли не тридцати лет от роду, пыльный ковер… Единственным приличным предметом здесь был телевизор — марки Toshiba, совсем новенький, с широким экраном.

— Водочку употребляете? — с явным интересом показал мне початую бутылку Баринов.

Я равнодушно махнул рукой. С алкоголем у меня были довольно странные отношения, ибо я до сих пор как следует не уяснил, как он на меня действует.

— Ну а я, с вашего позволения, приму рюмочку, — пропел старик, наполняя крохотный стаканчик. Похоже, меру дедушка знал — такой фужерчик, лишь чуть крупнее столовой ложки, вряд ли повредил бы и грудному младенцу.

Приняв свое «лекарство» и закусив кусочком черного хлеба, Баринов что-то невнятно пробурчал, показывая мне на богатый стол. Другого приглашения мне и не требовалось. Я охотно умял связку охотничьих сосисок, начатый батон докторской колбасы, полбуханки «черняшки», почти полную банку соленых огурцов и помидоров, три головки чеснока, плитку шоколада «Россия» и запил все это литром минеральной воды. Когда я закончил трапезу, стол напоминал Куликово поле после битвы.