Книга Месть Анахиты - Явдат Ильясов

— Верно! — согласно кивнул Сурхан. — И все же мы спешимся. Чтобы нам с тобой удобнее было говорить. Мы крепко сидим на конях, но и на земле тоже стоим твердо.

Он слез, протянул огромную руку. Римлянин сунул ему свою — опухшую, черную, в синяках, кровоподтеках и ссадинах.

— Император ранен? — заметил Сурхан. В глазах сака искрой мелькнула усмешка. — Итак, Красс, война окончена. Вражда сменилась миром.

— Мы всегда стремились к миру, — проскрипел недовольный Красс. — Но, как видишь…

Он брюзгливо махнул рукой на остатки своих легионов, окруженные парфянской конницей.

«Хе! Нагло залез в чужой дом и еще ворчит, что ему перебили ноги». Но Сурхан сдержался. Он сказал с грустью:

— Вы, римляне, почему-то боитесь дневного света. Все надежды свои возлагаете на ночь. Дозволь же напомнить — в старых римских Законах двенадцати таблиц говорится: «Если совершивший кражу в ночное время убит на месте, смерть его считать правомерной». Верно? Также четко, как в этих таблицах, нам надлежит записать условия перемирия. Черным по белому. Ясно и внятно. Ибо вы, римляне, забываете о договорах.

— А есть среди вас тот, кто умеет писать? — высокомерно спросил «император».

Это было уже оскорбление.

— Я немного умею, — скромно выступил из толпы приближенный Сурхана человек с черной повязкой на лбу. — Я даже брался описать один великий поход… но заказчику не понравился мой слог.

— Эксатр! — ахнул Красс.

— Какой Эксатр? Вы не только душу и тело калечите человеку, вы искажаете даже имя его. Яксарт мое имя! По реке, за которой я родился и вырос. Страна Шаш. Слыхал? Ты хотел до нее дойти.

— Взять его! — приказал Красс, забывшись, Сурхану. — Это мой беглый раб. Я заплатил за него пятнадцать тысяч драхм.

Патриций — до конца патриций.

— Эй! — сурово одернул его рыжий Сурхан. — Потише. Здесь распоряжаемся мы.

— Вы! — Красс с презрением плюнул в него, но не достал. — Таких, как вы, я шесть тысяч повесил на Аппиевой дороге.

Переговоры утратили всякий смысл…

— Хватит болтать! — вспыхнул Яксарт. — Здесь не Форум. Все, Красс, ты отговорил свое. Дай мне сказать. Ты достоин трижды умереть. От моей руки. Но я человек гордый и честный. Над пленными не издеваюсь, безоружных не убиваю. Защищайся! Дайте ему римский меч. Я буду биться акинаком, нашим длинным сакским кинжалом. Что? Или ты думал, у поэтов в жилах тушь и они умеют обращаться лишь с тростниковым пером?

Красс неловко держал обезображенной правой рукой тяжелый, широкий, чуть не с лопату, острый римский меч. Солнце слепило ему глаза. Такого оборота дела он не ожидал.

— Смелей! — подзадорил его веселый Яксарт. — Или рукой не владеешь? А-а, понимаю, болит рука. Так знай, что кольцо отравлено. Когда ты, не подумав, с бешеной силой насовывал его на грубый свой палец, ты сдвинул камень. Он повернулся в гнезде — из него в твой мизинец незаметно вонзилось тончайшее жало, сквозь которое в кровь стал сочиться из крохотной полости внутри камня опасный яд. Он действует медленно и постепенно сводит человека с ума. Как сама жизнь, — улыбнулся Яксарт благодушно. — Повернешь ее не так, как надо, — и станет она для тебя не удовольствием, а бедствием.

Одолела все же поэзия деловую холодную прозу! Одолела!..

— Знаешь, сколько пало наших? Триста пять человек. А ваших?..

Красс изготовился, стараясь как можно крепче стиснуть рукоять меча искалеченной рукой.

Яксарт сделал резкий выпад, одним сильным ударом выбил меч у него из черной руки и воткнул акинак по рукоять ему в бычью толстую шею…

Затем парфяне убили Октавия и Петрония и всех других, кто спустился с Крассом с холма. Остальные сложили оружие.

20 000 убитых.

10 000 попавших в плен.

Так завершился знаменитый поход на Восток римского консула Марка Лициния Красса.

Всего 12–13 тысяч солдат сумели уйти назад, за Евфрат…

— Ты обещал, — угрюмо сказал Яксарт.

Вишнево-красный турмалин уже сверкал у него на правой руке.

Освободившись от Красса, от гнета его дряблой оплывшей кожи, кольцо богини Деркето сияло особенно лучезарно на золотисто-смуглом среднем пальце Яксарта.

— Она твоя! — щелкнул Сурхан по кожаному мешку с чем-то круглым внутри. — Но как же мне быть с Хурудом? Он тоже ждет ее…

Они сидели в палатке, на толстом войлоке. В большой чаше с маслом колебалось яркое пламя.

— Ты обещал, — упрямо сказал Яксарт.

В палатку заглянул Фарнук:

— Дозволь?

— Говори.

— Тут один негодяй… фромен из пленных… напал на нашего мальчишку, который сторожил их с копьем. Оглушил.

— Этого еще не хватало. Волоки его сюда. Посмотрим на «героя»…

Фарнук втолкнул в палатку… живого Марка Лициния Красса.

Нет, показалось. Пленный моложе. В рост — гораздо выше. Но очень похож…

— Хм? — изумился Сурхан. И переглянулся с Яксартом. — Как тебя зовут?

— Гай Пакциан, — ответил пленный, пошевелил руками, связанными за спиной.

— Знаешь ли ты, что очень похож на Красса? Как брат-близнец.

— Все так говорят, — произнес Пакциан самодовольно. Как будто природное сходство с большим человеком было его личной заслугой.

— Ты что, после боя еще не остыл? Но в бою-то, конечно, был позади. Потому и остался живой.

По отвислым губам Пакциана расползлась виновато-наглая усмешка.

— Тьфу! Противно смотреть. Отрубить ему голову! — велел Сурхан.

Фарнук потащил Пакциана наружу.

— Бери, — подвинул Сурхан к Яксарту мешок. — Хуруд, конечно, пирует сейчас. Он якобы одержал великую победу. Вот пусть и забавляется головой якобы Красса. Здорово, а? Ха-ха!

Да, Хуруд пировал…

Он праздновал свадьбу сына Пакора с армянской царевной, сестрой Артавазда.

Со столов уже было убрано. Актер Ясон из Тралл декламировал из «Вакханок» Эврипида стихи, где говорится, как вакханки разорвали на части фиварииского царя Панфея и с торжеством несут его голову, словно охотничий трофей.

Как раз в это время в зал вошел Силлак, отправленный Сурханом с добычей к царю. Он пал ниц перед Хурудом и затем бросил на середину зала отрубленную голову…

Парфяне и армяне рукоплескали с веселыми криками, и слуги, по приказанию царя, пригласили Силлака к столу.

Силлаку казалось, что он сравнялся с Сурханом ростом и силой, ибо все смотрели на него. Помимо этой головы он привез Хуруду еще кое-что поважнее. Крохотный камешек может сломать самую сложную, хитро придуманную Архимедову машину…