Книга Вангол - Владимир Прасолов

— Здравствуйте, баба Маша, — поздоровался с ней Вангол.

Старушка, прищурившись, долго всматривалась в лицо Вангола, а затем запричитала:

— Здравствуй, Игорёк, горе-то какое, боженьки мои. Если что, сынок, заходи, постирать, погладить — помогу чем могу.

— Спасибо, я уезжаю, баба Маша, надолго. Вот вам ключ от квартиры, присмотрите. Если хотите, пустите кого-нибудь на квартиру, всё, что мне нужно, я забрал.

— Хорошо, сынок, хорошо, не беспокойся, помоги тебе Боже, — вслед уходящему по коридору Ванголу проговорила старушка, крестя зажатым в сухонькой руке ключом.

Вернувшись к Мысковой, Вангол простился с Владимиром, договорившись о следующей встрече, и углубился в изучение почерка Сергеева. Вскоре пришёл озабоченный Пучинский с целой связкой книг.

— Ума не приложу, как преподать тебе за два дня историю длиной в тысячу лет? Очень сложная задача, но думаю, она выполнима. Ты готов, Игорь? — увидев входящую с чаем Мыскову, спросил Пучинский.

— Всегда готов, — по-пионерски отдав салют, ответил Вангол.

— Чем это вы собрались заниматься? — спросила Нина Фёдоровна, подавая чашки с дымящимся ароматным чаем.

— Историей России, Ниночка, историей, в ней источник всех знаний и фундамент всех наук, — ответил, улыбаясь, Пучинский.

— Да? А мне почему-то казалось, что математика является базисом и фундаментом… Игорь, ты как считаешь? — Мыскова повернулась к Ванголу и сделала страшные глаза.

Вангол, улыбаясь, молчал.

— Так. Уже сговорились. Ну что ж, давайте подискутируем на эту тему.

— Нет, нет, Ниночка, ты права, математика — царица всех наук, это бесспорно, но и математика имеет свою историю. А значит, не зная её истории, нельзя постичь и современного уровня. — Пучинский примирительно поднял обе руки, как бы сдаваясь.

— Ладно, принимаю капитуляцию, — согласилась Мыскова. — Чем вам помочь?

— Только тем, чтобы нам никто не мешал двое суток.

— Почему двое суток, зачем такая спешка?

— Через два дня ему предстоит собеседование в органах насчёт учёбы в Москве, а в юриспруденции знание истории — наиважнейшее качество. Вот и решили с Игорем пройтись галопом по Европам, чтобы, так сказать, подшлифовать краеугольный камень.

Расположившись поудобнее в стареньком кресле, Пучинский начал:

— Прежде чем подойти непосредственно к изложению исторического материала, касающегося возникновения и развития России, я бы хотел, чтобы мои уважаемые слушатели уяснили себе то, что древняя история нашей страны весьма загадочна и неоднозначно трактуема различными историческими школами. Это объясняется прежде всего скудостью первоисточников, а также тем, что многие историки, особенно имевшие немецкие корни, постарались исказить в своих научных трудах истинное значение многих имевшихся у них в их время первоисточников. Нельзя забывать, что древняя история России в том виде, в котором она преподаётся в настоящее время, написана немецкими профессорами на основе древних летописей, обнаруженных в Кенигсберге. Нельзя сбрасывать со счетов, что род Романовых имеет немецкие корни и за годы правления этой династии ни одной царицы или императрицы русских кровей в России не было…

Через два дня Вангол с небольшим чемоданчиком в руках вошёл в здание ОГПУ.

* * *

Ещё только-только забрезжил рассвет. Ещё не проорали первые петухи на окраинах посёлка, как чутко спавший лейтенант Савченко услышал скрип открываемой калитки и чьи-то торопливые шаги. Стук в дверь окончательно разбудил его, и он в одном исподнем вышел в сени.

— Кого чёрт в такую рань принёс, что случилось? — хриплым спросонья голосом спросил он, открывая засов. На крыльце стоял дежурный по комендатуре сержант Громов.

— Иван Макарыч, распишитесь в получении, — протягивая пакет, сказал он.

— Проходи, — буркнул Савченко, пропустив дежурного, а сам вышел во двор.

Вернувшись через несколько минут, Савченко зажёг керосиновую лампу, сел за стол, расписался в журнале в получении пакета. Вскрыв сургучную печать, он аккуратно распечатал пакет и вытащил вдвое сложенный тонкий лист бумаги.

— Идите, Громов, я скоро буду, — приказал он, пробежав глазами текст.

Телеграмма. «СРОЧНО», «Совершенно секретно». Олёкминск. Коменданту территориальной спецкомендатуры: «Срочно организовать оперативно-поисковые работы в среднем течении бассейна р. Чара по обнаружению и задержанию беглого заключённого был замечен охотником эвенком Андреевым левом берегу реки в районе горячих ключей. К поиску привлечь местное население».

Уже ближе к обеду небольшая конная экспедиция в составе пятерых человек выехала из посёлка. Возглавлял её лейтенант Савченко, он взял с собой двух рядовых из взвода охраны, Семёнова и Дятлова, и двух эвенков братьев Акимовых в качестве проводников.

Через две недели, благополучно добравшись до района горячего ключа, на берегу Чары решили разбить лагерь. Савченко по рассказам эвенков нарисовал примерную карту прилегающей местности, по которой составлял план поисковых действий. Эвенки занялись рыбалкой, а Семёнов с Дятловым ставили палатки и готовили дрова. К вечеру, когда все собрались у костра и наблюдали, как пузырятся, прожариваясь, нанизанные на ветки полосатые окуни, старший из братьев Акимовых, Иван, вдруг схватив карабин, буквально откатился от костра и исчез в мелком березняке, спускавшемся по берегу к воде. Все вскочили на ноги и, похватав оружие, стали вслушиваться. Никаких звуков, кроме всхрапывания стоявших на привязи коней, никто не услышал. Савченко с маузером в руке осторожно двинулся в сторону, куда кинулся Иван. Пройдя метров двадцать, он услышал шум какой-то возни.

— Все сюда! — крикнул он и побежал на шум.

В вечерних сумерках он увидел в низинке два барахтавшихся человеческих тела. Выстрелив вверх, бросился к ним и вовремя подоспел. Подмяв под себя небольшого ростом Ивана, Остап уже мёртвой хваткой схватил его за шею, и только сильный удар рукоятью маузера по голове спас эвенка. Подоспевшие быстро скрутили потерявшего сознание Остапа.

— Ну вот и слава богу. Искать не пришлось, сам пришёл, — сказал Савченко, закрывая в кобуру маузер.

Да, это был Остап, неизвестно каким чудом выживший в одиночку, в тайге, после ножевого ранения. Видно, не пришло ещё время отдать Богу душу, а может, Бог отказался принять её, оставив маяться на белом свете? Связанный по рукам и ногам, он полулежал около дерева недалеко от костра, где ужинали довольные поимкой Савченко с командой. Отрывки разговора и смех до летали до него, но боль в голове мешала ему что-либо понять. Он постепенно приходил в себя, утром понял и осознал, что его поймали сотрудники НКВД. Первое, что они услышали от него утром, были горькие рыдания. Остап плакал, улыбаясь, если его гримасы можно было назвать улыбкой, и просил прощения. Он настолько искренне радовался и благодарил Бога за спасение, что Савченко невольно подумал: этот человек не столько пойман им, сколько спасён. Остапу развязали руки и дали поесть, что его успокоило. Насытившись, он начал рассказывать о том, как очутился в тайге. Рассказал об урагане, разметавшем бригаду зэков, шедших на лесоповал, как, пытаясь выйти в лагерь, заблудился и вот уже несколько месяцев бродил по тайге, желая только одного — выйти к людям. Он не бежал из лагеря, нет, он просто заблудился! Он шёл на северо-восток, надеясь выйти к лагерю, он хочет жить, отсидеть свой срок и вернуться на свободу! — убеждал он со слезами на глазах Савченко. На единственный вопрос, который, по мнению коменданта, должен был поставить его в тупик, почему он напал на эвенка, Остап вполне логично ответил, что напал-то не он. На него бросился эвенк с оружием, и он просто оборонялся, опасаясь за свою жизнь. Он собирал грибы, почувствовал запах дыма, обрадовался и, бросив всё, просто шёл к ним. Услышав шум, остановился, и тут на него набросился этот человек. Даже опытный чекист, будь он на месте Савченко, не смог бы придраться к таким доводам. А бывший кавалерист, полгода как мобилизованный партией в ряды НКВД, поверил. В своём рапорте о задержании Остаповича Савченко о факте схватки его с Иваном Акимовым умолчал. Так и указал в рапорте: больной Остапович в беспомощном состоянии был найден поисковой группой на берегу реки Чары в районе горячих ключей. Отлежавшись в тюремной больничке, Остап без добавки срока за побег вновь оказался в одном из лагерей.