Книга Мы еще вернемся в Крым - Георгий Свиридов

– Но у нас нет того, что имеет противник, – с грустью в голосе ответил начальник артиллерии, – пушек для ведения навесного огня, стрелять через горы…

– А что именно?

– Нет мортир, – ответил Николай Кирьянович Рыжи.

– Как это – нет? – удивленно и строго спросил Петров.

– Нет ни одной мортиры и ни одной гаубицы.

– А в ту, прошлую оборону Севастополя, были? – спросил Петров.

– Конечно, были! И у нас, и у неприятеля.

– Как же мы это прошлепали? – Иван Ефимович опустил об руки на стол и сжал кулаки, а через секунду гневно сверкнул глазами. – А вы куда смотрели, товарищ начальник артиллерии армии?!

– На мои постоянные заявления всегда получал один и тот же ответ из Главного артиллерийского управления, что, мол, в Севастополе и так пушек много, и к тому же при обороне Одессы и сейчас в обороне Ленинграда гаубицы и мортиры не используются.

И только теперь командующий, словно прозрев, с горькой болью осознавал, что оборона Одессы и Ленинграда резко отличается от обороны Севастополя главным образом по характеру местности. Там прямые равнины, а здесь, в Севастополе и вокруг, скалистые горы и холм. Да, пушечных стволов много, значительно больше, чем у немцев. И это успокаивало. Но мощные береговые батареи, способные поразить любую цель на расстоянии в тридцать километров и даже дальше, ничего не могут сделать с мортирой или гаубицей на дистанции в пять-шесть километров, да к тому же еще упрятанной в лощине или овраге…

Рельеф местности спасал Ленинград, он позволял морской береговой, корабельной и железнодорожной артиллерии расстреливать на дистанции до сорока километров любую вражескую цель. А гористый рельеф местности под Севастополем существенно уменьшал роль береговой и корабельной артиллерии, а порой и сводил на нет ее огневую мощь…

Невольно возникает вопрос: неужели у нас в стране не имелось средних и тяжелых гаубиц и мортир? Были, и немало! Более тысячи и новых образцов, и старых. И сотни тысяч снарядов к ним. Но в первые месяцы войны тяжелые гаубицы и мортиры практически не использовались, и их срочно, чтобы пушки не доставались врагу, отправляли в тыл. Те незначительные потери были быстро восстановлены, и к концу 1941 года от промышленности поступило более сотни гаубиц, и их общее число в Красной армии возросло до девятисот единиц.

Если говорить откровенно, то в начальный период войны многие командующие были скрытыми кавалеристами, героями Гражданской войны, они имели смутное представление о боевых характеристиках и конкретных возможностях тяжелых мортир и гаубиц. Не отставало от них и высокое морское начальство, поскольку в боях на море эти самые мортиры и гаубицы просто не использовались за ненадобностью…

К тому же характер войны за первые месяцы боев показывал, что ни на одном фронте не было нужды в тяжелых мортирах и гаубицах. Ни на одном театре боевых действий.

Ни на одном, кроме Севастополя! А здесь они, тупорылые мортиры и гаубицы, взяли на себя основную боевую нагрузку. Стали козырной картой, и эта карта оказалась в руках врага…

Ко многим трудностям прибавилась еще одна. В первом и особенно четвертом секторе, где гитлеровцы, не считаясь с потерями, напористо рвались к Северной бухте, от жары и нещадно палящего летнего солнца в нейтральной полосе начали разлагаться трупы, которые не успевали ночами убирать гитлеровцы. Ветер приносил в окопы страшный смрад. В знойном воздухе стоял такой тошнотворный дух, что от него некуда было спастись ни днем ни ночью…

Оборона не рвалась под неприятельским напором, но на отдельных участках была просто пробита шквальным градом снарядов.

Войска несли потери, отражая волны атак. И зачастую, отбивая очередной штурм, когда кончались боеприпасы, израсходованы последнее патроны и гранаты, когда уже нечем было отбиваться, перед окопами и в окопах вспыхивал рукопашный бой. Измученные, усталые бойцы находили в себе силы для этой последней и решительной, традиционной для русского воинства схватки лицом к лицу с врагом. И, как правило, гитлеровцы не выдерживали рукопашных схваток…

Но после рукопашной, когда гитлеровцы снова бросали вперед свежие подразделения, наши, оставшиеся в живых, уже не имели сил для отражения очередной атаки, стояли до последнего и погибали, но не отступали и не сдавались…

3

– Слева по курсу судно! – громко выкрикнул матрос-сигнальщик, поднимая на лоб солнцезащитные очки. – Расстояние три кабельтовых!

Наблюдательный пост был расположен на скалистом выступе перед входом в Голубую бухту, где раньше, до войны, находился пост морской пограничной службы. Тут же, на скале, добротно, из гранитных камней, оборудована позиция батареи; ее орудийные стволы, матово поблескивая на солнце, смотрели в даль моря. Моряки-батарейцы, кто в тельняшке, кто обнаженный по пояс, поспешили к брустверу.

– МТБ! Самоходная малая транспортная баржа! – уточнил командир первого орудия Василий Репяхин, поправляя на макушке головы бескозырку.

– Одно орудие и два пулемета! – пробасил командир третьего орудия Иван Буряк, рослый моряк, выгоревшая на солнце тельняшка которого плотно облегала его богатырскую грудь.

Командир батареи старший лейтенант Дмитриев, расставив ноги циркулем, поднес к глазам бинокль.

– Немецкая самоходка идет под румынским флагом! Цирк устроили!

– В прошлый раз, когда фрицы пытались тут десант высадить, такие самоходки тоже были! – напомнил Василий Репяхин.

Неделю назад двенадцать самоходных барж в сопровождении торпедных катеров нахально пытались здесь высадить десант. Место важное. Захватив участок берега, высадив потом парашютный десант, немцы надеялись отрезать все возможные пути к отступлению, к эвакуации, чтобы никто не смог уйти из Севастополя. Но береговая батарея № 18 в считанные минуты метким огнем потопила девять барж, а остальные едва унесли ноги…Потом несколько дней штормовые волны прибивали к камням скалистого берега обломки немецких барж, снаряжение и трупы десантников….

– Командир, они флаг меняют! – доложил матрос-сигнальщик. – Теперь белый подняли!

– Дуриком ходят прошмыгнуть у нас под носом в свою Румынию! – заключил Иван Буряк.

– Счас мы им врежем! – произнес Дмитриев и стал отдавать одну за другой четкие команды.

Батарея пришла в движение. Артиллеристы быстро заняли свои места, стволы орудий сдвинулись и потянулись темными жерлами в направлении самоходной баржи.

– По немецким сволочам и румынским прихвостням!.. Первое орудие!..

Бух! Бух! Бух! Один раскатистый гром последовал за другим. Возле самоходной баржи всплеснулись вверх водяные столбы, а в следующее мгновение и сама она вздрогнула, на корме вспыхнула яркая молния, раздался взрыв, и самоходка, окутанная дымом, стала быстро уходить носовой частью в воду.

– Лейтенант, плывут уцелевшие фрицы! – доложил матрос-сигнальщик.

– Сколько их?