Книга Рулетка колдуна - Александр Гейман

— Признаться, я все же не понимаю логику Эспиро, — заметил Веселин. — Зачем ему торопиться ослаблять в войне Кардос? Этот интриган чрезвычайно честолюбив и радеет, конечно, о своей выгоде, а не об империи Сэпира.

— Я тоже этого не понимал, — отвечал Вианор, — но теперь все разъяснилось. Нам надо захватить с собой Уорфа — думаю, на переговорах он сумеет кое-что растолковать магистру Аррето.

Остальные обменялись недоуменными взглядами, но Вианор отказался до времени раскрывать свой план. Вместо этого он отправился в темницу, объяснив это так:

— Хочу потолковать с этой бестией о значении одного забытого слова.

Все ещё раз озадаченно переглянулись.

* * *

Следующим утром войско Ардоса выступало. Вся суета и бестолковщина двух предыдущих дней была позади — столицу покидало отборное сплоченное войско в идеальном походном порядке.

Дуанти ехал неподалеку от Вианора вместе с Дэмдэмом Кра. Он был мрачен и хмур, что с ним нечасто бывало. В отличие от него, Большому Дэму и этот поход был нипочем — а ведь они двое не могли ни воевать, ни отступить с поля брани, ни… И удастся ли ему увидеть отца? И что это будет за встреча?

Вианор сам подъехал к юноше и какое-то время ехал рядом молча. Дуанти сам не знал почему, но ему вдруг стало как-то легче. А маг неожиданно предложил:

— Ты не против разогнать дорожную скуку какой-нибудь старой историей, а, сударь Дуанти?

— Я вешаю свои уши на гвоздь внимания, маэстро, — отвечал Дуанти фразой из обихода Сиэля.

Вианор улыбнулся:

— Давно жду случая рассказать тебе о своих приключениях после того, как я покинул Каттор-Хат. Так получилось, что я направился в Кардос через Солонсию, а не Людену. Неизвестно, что было бы, встреть я тогда кого-нибудь из люденских волхвов… впрочем, я их не встретил, и это лучший ответ на «если бы». Ну, а в Солонсии я время от времени встречал разных мелких колдунов — тех, что кормятся от рынка, продавая то предсказания погоды, то амулет, то любовное зелье, и между прочим, среди них водятся не только шарлатаны. Но, конечно, после школы Савиена мне смешно было даже смотреть на них — какое уж там ученичество у этого народа. Зато в Солонсии я прослышал про церковь Астиаля в Кардосе и Семилене — будто бы она до сих пор хранит его учение. Кардос был ближе, и я отправился туда. Первая же моя встреча с друидами оказалась поворотной — я решил присмотреться к этому учению.

А точнее, друид был один. Его звали Регоци. Это был толстяк поразительного добродушия и простосердечия. В божественность Астиаля и весь этот канон друидов он верил свято, хотя в теологии был ни в зуб ногой. Да и зачем ему была теология? Регоци жил среди крестьян, ещё более простодушных и недалеких, а им что Астиаль, что Тунг — как собаке пятая нога. Они хотели от Регоци другого — кто доброго совета, кто утешения, а кто требовал рассудить какой-либо свой спор с соседом. Они даже не ждали от этого сельского друида, чтобы он замолвил перед Астиалем словечко насчет хорошей погоды или там урожая — как-то так сразу было ясно, что маг из Регоци как из бороны — яблочный пирог. И конечно, это же сразу стало видно мне. Но… было нечто еще.

Я увидел Регоци, когда он мирил две семьи, спорящих о каком-то клочке поля. Регоци сотворил обряд замирения, заставив обе семьи читать вслед за ним молитву. Бедный полуграмотный друид, как я узнал позже, почитав его книги, все переврал даже с точки зрения канонов обряда. А что до магии, то от начала до конца весь его обряд и молитва были сплошной липой. Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что порча все-таки оставила эти семьи, и их сердца освободились для мира. «Здесь что-то не так», — подумал я и решил попроситься в слуги к Регоци. Добрый толстяк принял меня за несчастного сироту, ищущего, где бы приткнуть голову. Он повздыхал — и согласился — мне даже не пришлось пускать в ход свои чары.

Я стал помогать Регоци по дому, а позже и в его церковных службах. Регоци выучил меня чтению и письму, и я тайком перечитал все его церковные книги. Учение друидов меня не особенно заинтересовало — скорее, позабавило, а иногда оно было жутко тягомотно, но дело было даже не в этом. Правы были друиды или нет в тех или иных своих положениях, все это не имело никакого отношения к Регоци — вот в чем была штука. Однако мало-помалу я все же подобрался к его секрету.

У Регоци была вера — в этом все дело. И не в сказках друидов была причина — Регоци понимал в них даже меньше меня. Сам-то он, конечно, считал, что верит в Астиаля, но тогда бы у него ничего не получалось — в его белой магии, я имею в виду. Но Регоци просто верил — и нельзя описать, во что же именно. А сказать иначе, он просто был магом, хотя и не сознавал этого. Вот такая вера, сударь мой Дуанти, — и маг посмотрел на юношу, — только и является настоящей верой. Она просто есть — хотя это как раз не так-то просто. Ну, а когда к этому пробуют присобачить разные легенды — про Астиаля или там Намгрота — вот это уже толкотня суеверий, и что интересно — с чем другим, а с этим во многих прочих мирах обстоит точно так же, как у нас.

Савиен учил меня другому — зоркой точности и силе. И для меня откровением было увидеть, что того же самого можно было достигать при дремучем невежестве и самом попустительском добродушии. Но мне нравилось наблюдать, как действует в Регоци эта его сила мага, — по правде, я ведь и сам подпал под чары его кротости.

— Но, Вианор, — вставил Дуанти, — я помню, как ты говорил, что нашел белого учителя не в Кардосе, а в Семилене. А по твоему рассказу получается, что…

Вианор рассмеялся.

— В каком-то смысле ты прав, — признал он. — Однако прими во внимание: я нашел в Регоци мага, и пожалуй, действительно белого. Однако моим учителем он не стал. Я сам кое-что понял благодаря ему — но это уже нечто другое.

— А что же было дальше, Вианор? Ты ушел от Регоци?

— Да. Но не обошлось без одной истории. Видишь ли, отчасти из благодарности к этому старому друиду, отчасти из озорства и интереса, я стал подыгрывать ему в его обрядах. Примерно, как ты подшучивал над нашим добрым теоретиком доктором Робуром, Дуанти.

Я стал незаметно подстраивать то одно, то другое маленькое чудо — причем, в полном соответствии обрядам или тем просьбам, с которыми приходили к Регоци. Иной раз Регоци читал из священного писания что-нибудь вроде: «Да будет свет! — сказал Астиаль», — ну и, неожиданно всю церквушку заливало белое сияние. А то жена старосты чудесным образом избавилась от бесплодия — конечно, это помогли святые молитвы доброго пастыря. Другой раз крестьяне отважились просить Регоци о молебне насчет дождя — и само собой, дождь лил на славу.

Эти удивительные перемены, конечно, были замечены и окрестным людом, и самим Регоци. Его сочли святым, и разумеется, народ повалил к нему валом. Сам же Регоци говорил иначе: это Астиаль привечает его скромные труды. Знать, — добавлял он, — Господу угодно, что я принял в свой дом сироту — то есть, вашего покорного слугу.

А мне мало-помалу наскучила вся эта кутерьма с бесконечным потоком просителей. К тому же, к Регоци зачастили и друиды — дело явно шло к пополнению пантеона новым чудотворцем. К чести Регоци, сам он тут был ни при чем, и его все эти страсти вокруг никак не изменили — это был все тот же толстый добрый веселый сельский друид. А я решил покинуть его, но сыграть напоследок хорошую шутку. Ночью я приснился Регоци под видом Астиаля и велел ему объявить о великих чудесах на предстоящих осенних праздниках. Я наказал Регоци оповестить об этом и селян, и епископа, что наш друид послушно исполнил.