Книга Боевой расчет "попаданца" - Вадим Полищук

— Танк!

Немецкие танкисты, занятые своими делами, нас не замечают, но где-то поблизости наверняка есть пехота. Мы кидаемся назад и, пробираясь через кусты, проскальзываем обратно к домам поселка. Нам повезло: петляя между домов по незнакомым улицам, не встретили противника, зато присоединились к группе отходивших пехотинцев.

Идем на северо-восток, в направлении утопающего в садах села с белой церковью среди зелени деревьев. Все идут молча, только топают сапоги по пыльной мураве, позвякивает оружие да побрякивает амуниция. Часовой бой и последующее бегство вымотали всех, на разговоры сил не осталось. В группе человек тридцать, на всех видны следы недавнего боя. Командует группой лейтенант лет тридцати, судя по всему, из запаса. Мне он напоминает счетовода или бухгалтера из какой-нибудь районной конторы. Кроме винтовок и ППШ лейтенанта, есть еще ручной пулемет с круглым диском и даже противотанковое ружье.

Рядом со мной оказывается молодой парень, навскидку не больше двадцати, в петлице стертый до металлического блеска треугольник. Сколько вместе идти придется, и чем этот поход закончится — неизвестно, может, и воевать вместе будем. Надо же как-то отношения налаживать, интересуюсь у парня:

— Это у вас взвод или рота?

— Батальон.

— Батальон? — мое удивление вырывается наружу. — А остальные где? Неужели всех?

— Да нас и было-то меньше сотни с самого начала, может, еще кто-нибудь выскочил. Раненых вынести не смогли, так в землянке и оставили, — сокрушается пехотинец.

Некоторое время идем молча, но мое любопытство берет верх.

— А куда идем?

— Лейтенант сказал в Подгорное, у него карта есть.

— Это оно?

Я указываю на белую церковь, вознесшуюся между кронами деревьев.

— А я знаю? Видать, оно.

Ну вот и поговорили. Через час добираемся до села, это действительно Подгорное, до Воронежа отсюда километров десять. За село идет бой, немцы уже предприняли две атаки при поддержке танков и штурмовых орудий, но наша оборона пока устояла. Только выглядит она жидковатой: пехоты мало, в основном остатки разбитых частей, вроде нашего «батальона», артиллерии почти нет, позиции выкопаны наспех, явно в последний момент. Между тем, взяв Подгорное вслед за Подклетным, немцы получают возможность перерезать Задонское шоссе, выйти к Сельскохозяйственному институту, а там уже рукой подать до железнодорожного моста через реку Воронеж.

Обойдя село с юго-востока, натыкаемся на неглубокую траншею, которую спешно доводят до предусмотренной уставом нормы пехотинцы в мокрых от пота гимнастерках, некоторые остались в нательных рубахах, а некоторые и без них, к полудню солнце жарит немилосердно. На западной окраине села вовсю грохочет — немцы обрабатывают наш передний край артиллерией и минометами, но сюда их снаряды пока не долетают. Пехотинцы указывают нам на дом, в котором, по их словам, расположился штаб обороны села, туда и направляемся.

Встретил нас молодой, лет тридцати, но сильно усталый майор. С пехотинцами он разобрался быстро, отправив их в траншею на западной окраине, которую готовились атаковать немцы. На нас времени потребовалось несколько больше.

— Артиллеристы?

— Так точно!

— Орудие где?

— В Подклетном осталось, товарищ майор!

— Почему не вывезли?

— Не на чем. А вручную по тонне на человека выходит, не потянули бы.

Майор пересчитывает количество народа в расчете, задерживает взгляд на Катерине и догадывается.

— Зенитчики?!

— Так точно!

— Значит, так, приказ был: всех зенитчиков и их технику вывести в Новую Усмань.

Заметив мой удивленный взгляд, поясняет:

— Это на левом берегу Воронежа. Переправляться советую через Остроженские мосты.

— Но, товарищ майор…

— Идите, — машет рукой майор, — без вас как-нибудь справимся.

Не справятся они, что с нами, что без нас. Вчера от батальона, усиленного взводом ПТР, осталось меньше сотни, после утреннего боя уцелело тридцать человек, к вечеру в строю будет пять-шесть. А сколько останется из нас четверых? Остаться — это значит почти наверняка умереть. В мои планы не входило умирать за товарища Сталина. За Родину — еще куда ни шло, но за Сталина… Хотя один раз Родина без моей смерти уже обошлась, думается, что и в этот я ей не понадоблюсь. Почему я принял решение остаться? Сам не знаю. А ведь мог просто уйти, но все равно решил остаться. И не надо задавать мне вопросы на эту тему, все равно не отвечу. Решил и решил. Я переглянулся с остальными.

— Мы остаемся, товарищ майор.

Однако наши героизм и решительность майор не оценил.

— Что?! Вы приказ слышали, добровольцы хреновы! Кру-угом! В свою Новую Усмань шагом… Отставить! Бего-ом, марш!

Вот так и выперли нас с фронта. И мы опять месим дорожную пыль, направляясь на восток, в тыл. Сегодня явно был не наш день.

— Рамиль, а это у тебя что?

— Где?

— Где, где, в кармане́! Ты дурака-то не включай.

Правый карман шаровар красноармейца Ильдусова оттянут чем-то увесистым, вон как на ходу болтается, а когда шли в Подгорное, ничего там не было. Может, пожрать чего-нибудь спер? Уж больно похоже на банку сгущенки или американской тушенки.

— Ну давай, доставай, поделись с товарищами.

Рамиль вздыхает, лезет в карман и достает из него зеленую банку размером чуть меньше банки для сгущенного молока. И только когда он протягивает ее мне, я вижу, что из банки торчит запал с кольцом чеки и предохранительным рычагом. Когда я беру гранату в руки, то вижу, что усики чеки уже разогнуты — граната готова к применению в любой момент. Первым делом загибаю усики обратно.

— Ты где ее взял?

Молчит. Либо махнулся на что-нибудь с пехотинцами, либо просто прихватил то, что плохо лежало. Второй вариант наиболее вероятен. И когда только успел? Вроде все время был с нами, на виду.

— Приходилось такую кидать?

— Не-а.

— А знаешь, как обращаться?

— В запасном полку рассказывали.

— А вам приходилось?

Катерину можно не спрашивать, она и из винтовки хорошо, если пару раз стреляла. Дементьев тоже отрицательно качает головой.

— Понятно, — я опускаю гранату в свой карман, — пусть лучше тут полежит, все целее будут. Ну, что встали? Ждете, пока немцы подгонят?

На ходу увесистая граната бьет по бедру, таскать ее в кармане шаровар неудобно. Может, в «сидор» переложить? На ходу стаскиваю с головы каску и вытираю пот со лба, рукав гимнастерки темнеет от влаги. Жарища. Губы ссохлись, а воды во фляге уже нет, и когда будет колодец, тоже неизвестно. К тому же достала проклятая вездесущая пыль. А СВТ не АКМ, когда до места дойдем, почищу обязательно. И охота же людям воевать в такую погоду! Я понимаю, в холод побегать, пострелять друг в друга, не убьют, так хоть согреешься. А сейчас-то чего? Солнце жарит, на небе ни облачка. Сейчас бы до речки доковылять, сбросить грязную гимнастерку и провонявшее потом белье, погрузить свое раскаленное тело в прохладную речную воду, смыть с себя усталость и…