Книга Война 2033. Пепел обетованный - Сергей Чекмаев

В нем звучал страх.

Я с недоумением наблюдал, как почти все динго поджали хвосты и попятились. Самка жалобно заскулила, да так громко и выразительно, что услышали даже мы с Кирой, хотя собаки остановились метрах в трехстах.

Только вожак не трогался с места. Он все продолжал что-то вынюхивать, водил мордой из стороны в сторону, будто старался уловить, откуда идет так раздражавший его запах. Двое последних развернулись и побежали прочь, подвывая на бегу от страха. За ними устремились остальные, и даже самка вожака, помедлив немного, бросила своего повелителя. Опустила лобастую голову к земле и потрусила вслед за стаей.

Динго выли. Но в панической перекличке не хватало одного голоса — главного. Того, кто всегда вел орду динго за собой. Он все еще сопротивлялся. Он видел, что остался один, но пытался бороться.

На меня волнами накатывала усталость. Горячка боя ушла, оставив лишь слабость и боль. Все ближе подступала дурнота, первый признак лихорадки от вжиковых укусов. Надо подумать о лечении, иначе можно нарваться на богомолов. Личинки для них — любимая пища, которую они способны учуять за несколько километров. На сладкое угощение мутанты сбегаются целыми полчищами, и их ни на секунду не остановит тот факт, что лакомство придется из кого-то выковыривать. Богомолы передвигаются очень быстро, да и кому охота связываться с батальоном кузнечиков в два метра ростом?

Ладно, одна пуля не восемь. Вряд ли остальные динго вернутся мстить. Когда стая спасается бегством, у нее только один закон — каждый сам за себя.

Перекрестье замерло на цели.

— Не стреляй,　— вдруг сказала Кира.　— Я пыталась успокоить Тикки, а наткнулась на его мысли. На динго. Он очень испуган, очень. И больше всего на свете хочет убежать. Под теплый живот, в спасительную темноту, где еще много таких же, как он, вопящих от страха щенят.

«Интересно, что же так напугало зверюгу? Аж до щенячьего визга и детских воспоминаний».

Вожак опять потянул носом и, наконец, не выдержал. Завыл с нотками отчаяния и страха, прижался к земле и помчался прочь, нелепо подбрасывая задние лапы.

Минуту спустя поле радара очистилось. Динго отступили.

Наверное, не стоило врать самому себе. Конечно, я знаю, почему так перепугались свирепые падальщики. Конечно, они всегда убегают от сильного противника, но разве два человека, один из которых ранен, а второй — смертельно напуган, смогли бы устрашить восьмерых псов? Бывало, на нас с Силь твари нападали и впятером, между прочим, на здоровых, сильных, хорошо вооруженных.

Так что не в СВД дело. Динго слишком часто сталкиваются с людьми, чтобы бояться огнестрельного оружия. Ответ кроется в моей голове. Не знаю уж, что они там почуяли, чем их так перепугал несуществующий по словам Смити имплантат. Впрочем, я и сам боюсь его не меньше.

Чуткий нос динго открыл им какую-то не очень приятную правду, которую не знаю даже я. Диверсант, говоришь?

Я смотрел вслед убежавшим тварям и с тоской думал, что меня теперь боятся даже мутанты. А роботы принимают за своего. Кто я вообще? Что за гадость торчит у меня в башке?

Кира присела рядом:

— У тебя укусы вот здесь и здесь, и еще тут…

Ах, да. Совсем забыл. Я отсоединил магазин СВД, передернул затвор и поймал в ладонь выпавший патрон. Так все же лучше, чем смартом — им с непривычки можно и полруки отчекрыжить. Я ж не инженер, чтобы лазеркой на камнях росписи ставить.

— Помоги броню снять.

Смешно, столько торговались, а в бою она мне ни разу еще не помогла.

— Что ты хочешь делать?　— спросила Кира, расстегивая ремни. Шея и плечо уже начали распухать, так что сам я вряд ли бы справился.

— Надо выжечь личинки. Не дать им вылупиться из яиц… а то начнут еще во мне расти, очень неприятные ощущения, знаешь ли.

Я пытался храбриться и шутить, чтобы не пугать ее. Процедура не для слабонервных.

— Как выжечь?

— Порохом. Вскрою патрон, присыплю — и привет.

Кира стащила сталк с плеча, потянула со второго. Но, услышав, что я сказал, остановилась. Глаза у нее расширились, она испуганно заморгала:

— Ты хочешь поджечь порох на СЕБЕ?!

Я сбросил бронежилет, оттянул ворот футболки и, насколько позволяла немеющая шея, посмотрел на укус. Ничего так, красненький, и разбух уже. На шее наверняка то же самое — надо торопиться. Ладонь пока еще только чесалась, но скоро и ее разнесет.

— Не волнуйся, это почти не больно, я сто раз так делал. Чуть-чуть потерплю — и все.

— А… а без этого никак?

— Никак. Когда личинки вылупятся — придут богомолы. Сбегутся на запах со всей округи. Нам только их и не хватало.

— Но это же больно!

— Да уж не щекотно,　— я зажал пулю рукоятью ножа, упер в ствольную коробку «хеклера».

— Подожди!

Кира присела рядом со мной на корточки, заглянула в глаза и сказала весьма решительно:

— Это все не нужно. Я сейчас, подожди немного, только соберусь.

Она закрыла глаза.

— У тебя четыре укуса, да?

Не сразу, но я все-таки сообразил, что меня опять собрались лечить пси. Вот уж не знаю, что лучше. Может, все-таки порохом попробовать? Верный способ.

— Кира, я…

— На шее, на плече и два на руке? Не шевелись.

Все доктора одинаковы, что с клистиром и градусником, что, как теперь выясняется, с пси-резервом. Командуют тобой, будто перед ними не живой человек, а кусок мяса какой-то, который надо правильно разделать. Вот и у Киры тот же тон прорезался.

На шее, на плече защипало почти одновременно. Мгновение спустя заныла рука. Кожа начала зудеть, потом нагреваться, потом заболела нестерпимо, будто я и вправду высыпал на места укусов по щепотке пороха.

Завоняло паленым. На этот раз — от моей собственной шкуры.

Зуд чуть унялся, зато сильно заболели ожоги. Я скрипнул зубами.

— Сейчас-сейчас… — сказала Кира.

Чпок! Лопнул и растекся по плечу первый вжиковый зародыш. Тут же вскрылся нарыв на шее и оба на руке. Жжение стало нестерпимым.

— Потерпи еще чуть-чуть.

Я терпел. Ради нее в основном, чтобы не сбить с настроя, не пошатнуть концентрацию пси-медиума. А то ведь подумает, что несчастному Андрею жуть как больно и что эту боль причиняет сама Кира… Может случиться всякое. Перепутает еще личинки с чем-нибудь другим.

Жжение стало спадать, места укусов больше не дергало в такт ударам сердца, будто под кожу мне всадили четыре крючка и тянут за все разом. Ожоги на руке прямо на моих глазах стали спадать, на месте опаленной кожи росла новая, розовая и чистая, как у младенца.

В висках закололо.