Книга Принц фальшивых героев - Владимир Брайт

«Ладно, разберемся с этим после,— не слишком-то весело подумал я,— а сейчас у нас еще не все дела закончены на этой проклятой Арене».

Пока мы наслаждались заслуженным признанием публики, с Арены быстро убрали «свежемолотый фарш»[77], который в бытность свою здоровыми и смышлеными крокодилами намеревался располосовать нас на куски. Лужи крови в очередной раз засыпали свежим песком, и все было готово для начала шестого раунда, каковой и не заставил себя долго ждать.

Глава 9

Решетки загона поднялись вверх, и на сцену выбежало очередное животное, собирающееся уничтожить отважных гладиаторов. На этот раз тварь напоминала носорога из моего мира. Пожалуй, единственное отличие состояло в том, что сей экземпляр с ног до головы был облачен в костяные наросты — наподобие черепахового панциря.

— Что это такое и какие у него слабые стороны? — обратился я к Билли, одновременно часто-часто моргая, чтобы привести в состояние боевой готовности «око скорпиона».

— Это тиис — тупое и практически неуязвимое животное, которое...

— Все понял, дальше объяснять не нужно,— попросил я.

Догадка о готовящейся кровавой развязке в заключительном раунде нашла очередное подтверждение. Не нужно было обладать сверхмощным интеллектом, чтобы понять: после такой впечатляющей победы над стаей грегсов выпускать на нашу команду этого несчастного жертвенного тельца можно было с единственной целью — быстро миновать ничего не значащий шестой период и перейти к розыгрышу суперфинала.

— Хочешь еще раз продемонстрировать нам свое потрясающее искусство Ней-Лан? — вежливо спросил я, обернувшись к Компоту.

Старик скривился, как будто его спросили о чем-то очень неприятном, после чего быстро ответил:

— Нет-нет, совсем не хочу.

— Я так и думал. В таком случае, господа, позвольте мне сделать всю грязную работу самому.

Возражений со стороны боевых товарищей не последовало: ни одному из них не хотелось испытывать судьбу в схватке с огромным неуязвимым монстром. Не было никакого резона идти на риск, имея в арсенале «око», испытанное в военно-полевых условиях и зарекомендовавшее себя с самой лучшей стороны.

Поэтому Билли передал мне свой меч и чуть отошел назад. Теперь у меня в руках были два клинка, один из которых должен был оборвать жизнь очередного охотника за нашими скальпами.

Тиис уже заметил добычу и начал неторопливый разбег. Я, словно заправский дуэлянт эпохи мушкетеров, чуть выставил правую ногу вперед, левую руку завел за спину[78], а правой коротко размахнулся и метнул меч в направлении неумолимо надвигающейся огромной безмозглой туши.

У меня было такое чувство, будто я стою на железнодорожном полотне, а прямо на меня на всех парах летит курьерский поезд. Со стороны подобные действия могли показаться безумием, но я-то знал, что делаю, и был абсолютно спокоен.

Нас разделяло около пятидесяти метров, когда я метнул первый клинок. Лезвие только скользнуло по пластине и срикошетило, не причинив монстру никакого вреда.

На трибунах непроизвольно, но довольно дружно охнули. Так бывает, когда воздушный акробат, работающий под куполом цирка на канате без страховки, неожиданно теряет равновесие — и тогда едва ли не у каждого зрителя сердце предательски ухает вниз, проваливаясь в желудок и ниже.

Такое сочувствие объяснялась просто: мы успели завоевать симпатии толпы. А ведь, кроме того, почти каждому из присутствующих[79]хотелось стать свидетелем великого чуда — победы гладиаторов над монстрами, чтобы потом рассказать о нем друзьям, родственникам или знакомым.

— Решил пощекотать нервы зрителям? — подчеркнуто нейтрально поинтересовался внутренний голос, хотя было очевидно, что это наигранное спокойствие дается ему с трудом.

— Что-то типа того.

Огромная туша находилась от нас уже меньше чем в тридцати метрах.

— Через пять секунд он нас просто сровняет с землей...— прокомментировало второе «я».

— Терпение!

Двадцать метров...

Трибуны перестали дышать, с напряженным вниманием наблюдая за самоубийственным поведением смельчака.

— Давай же!

— Рано.

Пятнадцать...

Самые впечатлительные зрители закрыли глаза, не в силах смотреть на то, как втаптывают в грязь их надежду на чудо.

Десять...

Дальнейшее промедление было смерти подобно. «Око скорпиона» с самого начала этой безумной корриды выявило слабую точку в защите чудовища — на стыке пластин недалеко от шеи. Поэтому, не обращая внимания на истошные вопли вышедшего из-под контроля подсознания, я метнул клинок последней надежды[80]навстречу судьбе.

Это была очень глупая выходка, чуть было не стоившая жизни не только мне, но и Компоту с Билли.

Когда на вас на всех парах несется трехтонный монстр, обладающий огромной инерцией, то десять метров — не то расстояние, которого ему хватит, чтобы плавно притормозить и остановиться прямо у ног благородного рыцаря, поразившего его в самое сердце. Даже если он умер мгновенно.

Меч оборвал жизнь тииса, когда тот был на расстоянии семи метров от меня. Передние ноги чудовища сделали последний шаг и подломились, увлекая за собой огромную тушу. Голова ударилась о землю, шейные позвонки, не выдержав такой нагрузки, хрустнули.

Все произошло настолько быстро, что я не успел ничего понять. И если бы не везение вкупе с опытом Билли, то, боюсь, мне так и не удалось бы осознать, какая это была ошибка — играть на публику подобным образом.

Сначала раздался хруст ломающихся позвонков. А затем перед моими глазами резко пошла юзом и заслонила собой полнеба необъятная туша. Этот, так сказать, оптический эффект был связан с тем, что толстяк, резко оттолкнув в сторону растерявшегося Компота, подсек меня коротким ударом прямой ноги под колени.

В футболе за такие штучки, не задумываясь, дают красную карточку. Но мы были не на поле спортивного состязания, а на залитой кровью арене Колизея, поэтому ничего, кроме самой искренней благодарности со стороны потерпевшего, такая акция вызвать не могла. Если бы шея чудовищной твари не сломалась, то она, уже будучи мертвой, перекувырнулась бы через голову и припечатала к земле всех троих незадачливых героев. И что тогда? Плющит не по-детски, как говаривал (хотя и немного по другому поводу) один мой старый приятель, искренне полагавший, будто злоупотребление ЛСД не наносит вреда его здоровью.