Книга Кролик разбогател - Джон Апдайк

— В твоей необъятной утробе — говорит он и притягивает ее к себе за отвороты халата.

Из уважения к остальным обитателям дома — а мамашу Спрингер отделяет от них лишь толща стены, сквозь которую слышно, как у нее бормочет телевизор, изображая корейскую войну сущим пустяком, — Дженис старается не взвизгнуть, когда он срывает халат с ее еще влажного тела и кожа ее соприкасается с монетами на постели. Сухожилия на ее горле натягиваются, лицо темнеет от возмущения и наслаждения. А он, стянув с себя белье, не выключая света, видя, как стоит его член, словно розовый обломок кораблекрушения, ласково удерживает ее в неподвижности и кладет по ранду на каждую грудь, одну монету на ее живот и выкладывает внизу треугольник из скользящих монет в виде золотой чешуи. Если Дженис сейчас рассмеется и живот ее дернется, вся конструкция рухнет. Опустившись на колени у ее бедер, Гарри держит кругерранд так, точно собирается всунуть его в щель.

— Нет! — так громко вскрикивает Дженис, что мамаша Спрингер, спящая за стенкой, просыпается, а монеты рассыпаются между ног Дженис.

Гарри затыкает ей рот, прильнув к нему губами, затем постепенно передвигает их на юг — через пустыню, к оазису, пока не добирается до косматых джунглей, которые его жена движением бедер раскрывает перед ним. Что-то толкает его при виде красного золота, прижатого к ее лбу, высунуть язык и поискать ее клитор. Ему кажется, что он обрел нужный ритм, но не чувствует, что дело пошло, — возможно, ее отвлекает яркий свет над головой, а он боится, что член опадет, если он выскочит из постели, чтобы добраться до выключателя возле двери. Он поворачивается и видит, что она тоже повернулась, встала на колени, упершись локтями в матрас, — этакое существо, родившееся под знаком Рака; мягкое углубление между ее ягодицами возвышается над ним, а лицо обращено к нему через плечо. Он входит в нее осторожно, с трудом удерживая сперму и далеко улетая мыслями. Автомобильная гонка, недавнее повышение в производственной стоимости «королл». Он ласкает низ ее живота, эту беззащитную дряблую плоть, — его живот выпирает упругой массой. Ее спина кажется такой хрупкой и узкой — длинная линия позвоночника, пересеченная бледной полоской от купального бюстгальтера. Откуда-то сзади долетает слабый кисловатый запах его голых ног. Монеты позвякивают, соскальзывая вниз, к ее коленям, в выемки, образованные их общей тяжестью в матрасе. Он хлопает ее по ягодице и спрашивает:

— Не хочешь перевернуться?

— Угу. — И добавляет: — Хочешь, чтобы я сначала на тебе посидела?

— Угу. — И добавляет: — Только не давай мне кончать.

Гарри ложится на спину, и ему кажется, что он лег на лед. Монеты — они ведь хуже сухих крошек. Но он такой потный, что почти не чувствует этого, и Дженис седлает его, широкая и округлая в пятнистом свете фонаря, который проникает в окно сквозь листья большого бука. Она берет монету и вставляет ее в глазницу, как монокль. Господствуя над ним, держа его в плену, она начинает работать своими влажными ягодицами, ублажая себя и его.

— Не кончай, — говорит она и сморщивается от страха, как бы это не произошло, при этом ее лжемонокль со стуком падает на его напряженный живот.

— Лучше ляг под меня, — буркает он.

Вот теперь ее тело кажется тощим и темным, обрисованным кругами теней, которые перемещаются в зависимости от наклона веток.

— Боги спали среди звезд, — шепчет он ей в ухо, и она уже безраздельно принадлежит ему.

Отпраздновав таким образом это событие, они дают дыханию успокоиться и, собирая в полутьме на смятом, вздыбленном зелеными волнами покрывале ранды, насчитывают только двадцать девять монет. Гарри включает верхний свет. Глазам становится больно. При этом резком свете кожа у них обоих тоже выглядит мятой. Паника наполняет обессилевшее тело Гарри; он не может успокоиться, пока, ползая нагишом на коленях по ковру, не находит между матрасом и бортиком кровати драгоценную тридцатую монету.

Он стоит рядом с Чарли и смотрит на улицу, на унылый сентябрьский день. Дерево за «Придорожной кухней» словно бы стало тоньше, и крона его пожелтела: над его оголенными ветками, точно полоски жира в грудинке, плывут по небу перистые облака, обещая назавтра дождь.

— Бедный старина Картер, — произносит Гарри. — Ты видел, он чуть не сдох, когда бежал вверх по горе в Мэриленде?

— Жмет вовсю, — произносит Чарли. — Кеннеди-то сидит у него на хвосте. — Чарли вернулся после своего двухнедельного отпуска с легким загаром — поцелуем флоридского солнца, — который, однако, не может скрыть его изначальной бледности, а может быть, сказалось и то, что он приехал не прямо оттуда. В понедельник одновременно с его возвращением в «Спрингер-моторс» пришла открытка из Огайо, написанная его косым бухгалтерским почерком:

Привет, ребята...

На обратном пути из Флориды завернул в большие горы.

Миля за милей — сплошь южные красотки. Приближаюсь к Акрону, осколку столицы мира.

Экономии горючего здесь — ни-ни: большехвостые восьмицилиндровые машины царят вовсю.

По всем соскучился.

Чарли.

Весь смысл открытки — прежде всего для Гарри — была обратная сторона: там было изображение большого здания с плоской крышей, похожего на кусок пирога, и надпись под ним: СТУДЕНЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС КЕНТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА с самой обширной открытой библиотекой в северо-восточном Огайо.

— Ты сам, я смотрю, жмешь вовсю, верно? — замечает Гарри. — Как там вела себя Мелани?

— А кто сказал, что я был с Мелани?

— Ты сказал. Этой открыткой. Господи, Чарли, путаться с такой молоденькой девчонкой — это же убьет тебя.

— Что за манера, а, чемпион? Ты не хуже меня знаешь, что приканчивают мужика не девчонки, а дамочки среднего возраста, которые знают, что их время на исходе.

Кролик вспоминает свое соитие с Дженис среди золотых монет и все равно ревнует.

— Что же вы там с ней делали, во Флориде?

— Путешествовали. Сарасота, Венес, Сент-Питерсберг. Я никак не мог уговорить ее не ездить на Атлантику, поэтому мы смотались из Нейпла по Семьдесят пятой, бывшей Крокодильей Тропе, и прокатились по краю героина — Корал-Гейблс. Затем по Океанскому бульвару — до острова Бока и Уэст-Палм-Бич. Мы собирались прихватить и мыс Канаверал, но времени не осталось. Глупышка не взяла с собой даже купального костюма, а тот, что мы ей купили, был из новомодных, с открытыми боками. Фигура — роскошная. Просто не понимаю, как ты ее не оценил.

— Да не мог я ее оценить — ведь это же Нельсон привез ее. Это было бы все равно, как если б я стал трахаться с собственной дочерью.

Чарли прихватил с обеда в ресторане зубочистку оранжевого цвета, и сейчас она лежит на его нижней губе, а он смотрит сквозь несвежее стекло витрины.

— А как Нельсон и его невеста?

— Пру. — Гарри видит, что Чарли не намерен делиться подробностями своего путешествия и их придется извлекать из него по одной. «Миля за милей сплошь южные красотки». Вот ведь чертов мужик. Но у Кролика тоже есть секреты. Правда, при мысли об этом перед его внутренним взором возникает лишь ферма со своими строениями, сгрудившимися в глубокой лощине.