Книга Поход семерых - Антон Дубинин

— Добрые сэры, — это снова заговорил старший, — я воистину знаю, что этот обычай недостоин христианина, и не меньше вашего страдаем мы, исполняя его.

«Так не исполняйте же!» — тихо воскликнул Гай, но никто не услышал его.

В голосе бородатого латника звучала неподдельная боль, заставляющая его слушать.

— Поверьте, что не хотим мы вашей смерти, ни смерти прекрасной девицы, но увы, пали мы жертвой злого чародейства и неразумных обетов. Должно быть, во ад ведет меня и моих вассалов этот обычай, но нет спасения лишь для клятвопреступника!

— Плевать мы хотели на ваши обеты, — негромко и страшно сказал Марк. Он чуть пригнулся, как перед прыжком, и глаза его из серых стали почти черными. Один из шести младших рыцарей тронул коня, перехватывая для удара длинное копье. Йосеф шагнул вперед, вытягивая меч из петли.

— Стойте! — Это воскликнул единственный человек, никак не участвовавший в действии. Клара решительно рванулась из-за спин людей, закрывших ее собой, и теперь стояла меж двумя отрядами, готовыми ринуться друг на друга. Аллен поразился алому румянцу, расцветшему двумя розами на ее бледной коже. — Остановитесь. Вы все, кажется, забыли спросить меня. — И, повернувшись к главе темных рыцарей, возвышавшемуся над ней, как башня, она спросила, и голос ее был как вода, как клич прекраснейшей из птиц высоко в небесах. — Могу ли я знать, для чего в замке нужна моя кровь и каким обетом вы связаны? Я думаю, что имею право это знать, и готова на многое, чтобы не погиб никто из моих спутников. Лучше одному погибнуть, чем пятерым.

Бородатое лицо тронул свет облегчения. Поправляя постоянно съезжающее забрало, латник заговорил, и голос его слегка дрожал. Рассказ его, как смог позже восстановить Аллен, выглядел примерно так, разве что в нем встречалось много слов витиеватых, старинных и странных, которых Аллен и его друзья попросту не понимали.

— Благодарю тебя, прекрасная девица, за то, что готова выслушать нас, и за то, что являешь заботу о своих спутниках и о нашем спасении. Твоя кровь нужна нам, чтобы омыть ею раны нашего господина, властителя Молчащей Земли. Три года назад постигло его плачевное увечье за то, что нарушил он данный ему закон; и теперь раны его не заживают. Страдания его ужасны, и земли его тоскуют вместе с ним — вот уже три года не живет здесь никакая живность, даже птицы не вьют гнезд в плачущем лесу, и рыба ушла из вод наших рек. Опустошен этот край и полон голода и страданий. Мы же, семь вассалов его, дали клятву, что сделаем все, лишь бы избавить нашего господина от мук и вернуть жизнь ему и своим землям. Но не в добрый час поклялись мы, и не один Господь был свидетелем сему обету; ибо в тот же час явился к нам старец и прорек, что должно сделать нашему властителю, дабы закрылись его раны. Увечье его надобно омыть кровью девственницы, которая лишь к Господу обращала свое сердце, и сделать это должны двое целомудренных мужей, чьи руки не запятнаны кровью. Страшны были те речи, и трижды прокляли мы свой обет и свою верность, но не осталось нам пути, кроме как исполнять, что сказано…

— И как, много вы девушек уже… использовали? — неучтиво поинтересовался Марк, так и прожигавший их глазами.

— Восемь, — чуть слышно признался один из молодых рыцарей, красный от стыда как рак. — Видно, ни одна из них не хранила чистоты помыслов. А может, дело было в тех парнях, которые обмазывали…

— А может быть, этот… старец просто сказал вам ерунду? — Это предположил Гай, стоявший рядом с Кларой. Он казался напряженным как пружина. — Злые колдуны — они, знаете… редко правду говорят. Что, если вы и эту девицу убьете, как тех — ну, может, не все из них умерли, но Клара умрет наверняка, — а ваш замечательный господин все равно не поправится?.. Что вы тогда будете делать?

— Пытаться и далее, — ответил чернобородый рыцарь, и слезы текли по его лицу. — Тот старец не был злым колдуном, но одним из тех, кому открыто тайное знание. Тому, кто говорит с деревьями и ведает тайны огня, нет корысти говорить ложь. Лгать им не дозволено.

— И все равно, — голос Аллена дрогнул и чуть не сорвался, — мне жаль вашего короля. Но это — моя сестра. Мы не можем идти дальше ценой ее крови, неужели вы не понимаете?!.

Кто-то из рыцарей опустил голову. Клара стремительно обернулась к Аллену, глаза ее сияли.

— Послушай, брат… Как же я раньше не догадалась!.. И вы все — разве вы не поняли? Все это, что сейчас происходит, — это правильно. Как видение, как хижина Насьена, как барка, в конце концов. Это еще одна веха на пути! Йосеф! Хотя бы ты это чувствуешь?!

Священник, белый, как мертвец, шагнул к ней, отводя руку с мечом в сторону. Поразительно, заметил Аллен в своей полуслепой отрешенности, как правильно он держит оружие — будто делал это всю жизнь.

Все молчали, прикованные к Кларе взглядами и сердцами, она сейчас являлась центром (…Клара — наше сердце …) и двигалась в замкнутом кругу как некая пророчица. Глаза, руки, лицо — все существо ее сияло.

— Йосеф, Аллен… Вы не помните?.. Я же уже видела это все, и даже вон тот серый камень лежал у воды, — это уже происходило со мной когда-то, или не со мной — с другой какой-то девушкой… Но вы двое там были! И ты, Гай, тебя я тоже помню. Я не знаю, что это такое, но знаю только — это правильно.

Оборвав свою горячечную речь, она отвернулась от друзей к людям, пришедшим за ней, и голос ее стал тихим и твердым:

— Сэры, отвезите меня туда. Я хочу видеть этого человека. Тогда я скажу о своем решении.

— Клара… — Голос Марка был хриплым, и, взглянув ему в глаза, Аллен явственно понял, что его друг стоит на грани безумия.

— Нет, Марк. Молчи. Вы все — не говорите ничего. Я решаю это одна.

Тяжело, как камень горного обвала, латник ударился о землю при прыжке. Это спешился старший из рыцарей, предлагая девушке подняться в седло, и сам подсадил ее. Она вцепилась в густую темную гриву, стараясь держаться прямее, и скорбная кавалькада двинулась вперед, возглавляемая чернобородым человеком, ведущим в поводу коня. Далее следовали двое конных рыцарей, ехавших шагом. После них шли четверо пеших, которым было предложено проследовать с ними. До принятия Кларой решения им всем обещали полную безопасность и учтивый прием. Замыкали колонну четыре всадника, и тяжкие шаги коней за спиной напоминали Аллену о каменных или железных караульных.

«Нас ведут в тюрьму, — настойчиво билось у него в голове, — нас ведут в проклятый замок, откуда нет возврата. Они хотят убить нас всех, они разобьют сосуд с нашей кровью, и возврата никому не будет». Однако душа его была слишком молода, и по-прежнему ему казалось, что они — герои сказки о Граале, а в сказках не умирают. Не умирают насовсем.

Не умирают так, как умер его брат. Однако это не мешало неким медленным планам проворачиваться в его разуме и снова уходить во мрак: «Надо броситься вперед… выхватить у одного из них меч… и дальше что?.. Нет, взять меч у Йосефа… И ударить… Кого? Куда?.. „И крови не прольем…“ Откуда это? Ненавижу стихи. И ненавижу свою проклятую память, которая их подсовывает вместо нормальных мыслей…»