Книга Парижские тайны - Эжен Сю

— Ну а в третий раз?

— В третий раз я подумала, что дело в шляпе. Офицер пришел расфуфыренный; глаза прямо из орбит вылезали, таким он казался довольным и самоуверенным. Ничего не скажешь, красивый молодой человек... прекрасно одетый и надушенный мускусом... Он не шел, а словно летел на радостях. Берет свой ключ и говорит нам с видом насмешливым и чванным: «Предупредите даму, что моя дверь против лестницы...» Хотя мы и не рассчитывали на приезд дамы, но у нас с Пипле так разгорелось любопытство, что мы вышли из привратницкой и встали у порога входной двери. На этот раз у нашего дома остановилась синяя извозчичья карета с зашторенными окнами. «Понятное дело, это она, — говорю я Альфреду. — Давай отойдем немного, чтобы не вспугнуть ее». Извозчик отворяет дверцу кареты. Тут мы увидели даму с муфтой на коленях; лицо ее было скрыто под черной вуалеткой и носовым платком, который она прижимала ко рту; видимо, плакала; но едва подножка была опущена, дама, вместо того чтобы выйти, сказала несколько слов удивленному кучеру, который захлопнул дверцу.

— И дама не вышла из экипажа?

— Нет, сударь, она забилась в угол и закрыла глаза руками. Я подбегаю к извозчику, который уже влез не сиденье, и говорю ему: «Что это, приятель? Вы как будто возвращаетесь?» — «Да», — отвечает он мне. «А куда?» — спрашиваю я. «Туда, откуда приехал». — «А откуда вы приехали?» — «С угла улиц Святого Доминика и Удачной Охоты».

При этих словах Родольф вздрогнул.

Маркиз д'Арвиль, один из лучших его друзей, находившийся ныне в состоянии глубокой меланхолии, жил как раз на углу этих двух улиц.

Неужели эта женщина, шедшая навстречу своей погибели, была маркизой д'Арвиль? Подозревал ли ее муж в измене? Измена жены была, вероятно, единственной причиной снедавшего его отчаяния.

Эти догадки, сомнения не давали покоя Родольфу. Хотя он и бывал в обществе ближайших друзей маркиза, но не видел там ни одного человека, напоминающего красавца офицера. В конце концов, женщина, о которой шла речь, могла нанять извозчика на углу этих улиц, хотя и жила в другом квартале, ничто не указывало на то, что это была маркиза д'Арвиль. И все же смутные, тяжелые подозрения не покидали Родольфа.

Его беспокойный, озабоченный вид не укрылся от привратницы.

— В чем дело, сударь? О чем задумались? — спросила она.

— Не могу понять, почему эта женщина, доехавшая до двери вашего дома... вдруг переменила решение.

— Что поделаешь, сударь, мы, бедные женщины, так слабы, так боязливы: какая-нибудь мысль, неожиданность, суеверие — все пугает нас, — сказала омерзительная баба, скромно и стыдливо опуская глаза. — Мне кажется, вздумай я наставить рога Альфреду, я долго не могла бы собраться с духом. Но со мной такого никогда не было! Бедный мой дорогуша! Ни один мужчина на свете не может похвастать...

— Охотно верю, госпожа Пипле... Но эта молодая женщина...

— Не знаю, молода ли она; я видела только кончик ее носа. Знаю только, что она приехала тайком и тайком же уехала. Если бы нам с Альфредом дали десять франков, мы и то не были бы так довольны.

— Почему?

— Из-за мины, которую должен был скорчить офицер; ей-богу, из-за одного этого можно было бы лопнуть со смеху. Сначала мы больше часа заставили его потомиться, помариноваться. После чего я поднялась к нему: на моих бедных больных ногах были только мягкие туфли без каблука; подхожу к двери, она в двух шагах отсюда. Толкнула ее, она скрипнула; на лестнице темно, как в печке, в передней квартиры тоже темно. Как только я вошла, офицер сжимает меня в объятиях и говорит этаким ласковым голосом: «Ангел мой, ангел мой, как поздно ты приехала!..»

Несмотря на обуревавшие его тягостные мысли, Родольф не мог удержаться от смеха, — особенно при взгляде на безобразный парик и на отвратительную морщинистую, прыщавую физиономию героини этого нелепого недоразумения.

— Хе-хе-хе, ну и положение! — продолжала г-жа Пипле, хохоча, от чего ее лицо, сморщившись, стало еще безобразнее. — Послушайте, что было дальше. Я ничего не отвечаю, задерживаю дыхание и не мешаю офицеру обнимать меня; вдруг этот грубиян вскрикивает и отталкивает меня, да еще с таким отвращением, словно дотронулся до паука: «Но, черт побери, кто вы такая?» — «Это я, господин офицер, госпожа Пипле, привратница, а потому вы должны убрать руки, не обнимать меня за талию, не называть своим ангелом и не говорить, что я пришла слишком поздно. А что если бы Альфред видел все это?» — «Что вам здесь понадобилось?» — воскликнул он в ярости. «Ваше благородие, только что на извозчике приехала дамочка». — «Ну так проводите ее ко мне! Вы идиотка! Разве я не велел вам проводить ее ко мне?» Я не прерываю его, а он все говорит, говорит. «Да, — это правда, — отвечаю я наконец. — Вы приказали проводить ее к вам». — «Ну а вы?» — «Дело в том, что дамочка...» — «Да отвечайте же!» — «Дело в том, что дамочка уехала». — «Конечно, вы сказали или сделали какую-нибудь глупость!» — вскричал он, все более кипятясь. «Нет, ваше благородие, дамочка не вышла из кареты; когда извозчик открыл дверцу, она велела отвезти ее обратно». — «Извозчик, верно, недалеко!» — воскликнул он, бросаясь к двери. Как бы не так! Она уехала больше часа назад», — отвечаю я. «Больше часа! Больше часа! Почему же вы сразу не предупредили меня!» — вскричал он, трясясь от гнева. «Как вам сказать... мы боялись вас расстроить, ведь вы опять не окупили своих расходов». Вот тебе, щеголь, подумала я, теперь ты уж не скажешь, что тебя тошнит от прикосновения ко мне. «Убирайтесь отсюда и перестаньте делать и болтать глупости!» — в бешенстве проговорил он, расстегивая свой татарский халат и бросая на пол шитый золотом бархатный греческий колпак... Красивый колпак, ей-богу. А халат-то! От него глаза слепило, и офицер походил в нем на светляка...

— И с тех пор ни он, ни эта дама не появлялись здесь?

— Нет, но подождите конца истории, — проговорила г-жа Пипле.

Глава IX.ТРИ ЭТАЖА

А конец этой истории, — продолжала г-жа Пипле, — вот какой: я мигом сбегаю по лестнице, чтобы обо всем рассказать Альфреду. У нас в комнате как раз собрались привратница из дома девятнадцать и торговка устрицами, она живет рядом с ликерщиком; я рассказываю им о том, как офицер называл меня ангелом и брал за талию. Что тут смеха было! Даже Альфред смеялся, хотя он и стал мелан... да, меланхоликом, сам так говорит, после выходок этого чудища Кабриона...

Родольф удивленно взглянул на привратницу.

— Да, попозже, когда мы с вами еще крепче сдружимся, вы узнаете об этой истории. Тут, несмотря на свою меланхолию, Альфред принимается звать меня «ангелом». В эту минуту офицер выходит из своей квартиры и запирает ее на ключ; но, услышав наш смех, он не решается пройти мимо привратницкой от страха перед нашими насмешками. Мы мигом смекнули, в чем дело, и торговка устрицами принялась кричать своим грубым голосом: «Пипле, как поздно ты пришел, мой ангел!» Тут офицер возвращается обратно, с грохотом захлопывает дверь: по всему видно, что он зол как черт... Даже кончик носа у него побелел... Затем он раз десять приоткрывал дверь, слушал, остался ли народ в привратницкой.