Книга Латунное сердечко, или У правды короткие ноги - Герберт Розендорфер

– Хм, – согласился Бруно и снова посмотрел на свою левую ногу, на которой красовался мокрый, разорванный и облепленный грязью носок, – вот чертово болото, и как это я…

– Ну, хоть носки запасные у вас есть?

– Откуда, – вздохнул Бруно, – у меня только спецчемодан, а в нем рация.

– А сумка какая-нибудь со своими вещами у вас была?

– Сумка? Сумка… Погодите, – Бруно задумался – С моими вещами, говорите? Может, и была.

– Когда мы в Мюнхене сажали его на поезд, – вмешался Кессель, – у него не было никакой сумки. Только спецчемодан, и все.

– Не помню, черт меня дери! – сокрушался Бруно.

– Хорошо, – сказал Гюльденберг. – Вспомните: когда вы выходили из дома, у вас была в руках сумка?

– Кто его знает? Может, и была, – повторил Бруно.

– Не иначе, он оставил ее в каком-нибудь кабаке. В любом случае нам от этого все равно не легче. Хорошо еще, что начальник пошел в кино. Придется пойти и купить вам носки и пару башмаков. – Гюльденберг встал со своего кресла и потряс Бруно за плечо: – Эй, вставайте! Если шеф увидит вас в таком виде и завтра мы из-за вас выйдем из графика, он нам всем головы оторвет. Он и так уже зол на весь свет из-за Ратхарда.

Бруно встал, хотя и с большой неохотой.

– И этого чертова Луитпольда тоже нет, хотя я строго-настрого приказал ему быть здесь не позже четырех. Нет, вовремя приходить у нас никто не умеет. Герр Крегель, скажите: вы можете взять на себя задачу довести Бруно до ближайшего обувного магазина – мимо всех кабаков, которые попадутся по дороге? А я постерегу чемодан. Мне такая задача уже не по силам. С меня хватит вчерашней ночи.

– А может, мы с вами вместе пойдем, а чемодан запрем в номере? – предложил Кессель.

– Исключено. Оставлять чемодан нельзя: операция-то секретная.

Поскольку Кессель тоже сомневался, что сумеет довести Бруно до места назначения, а тем более обратно, решено было идти всем вместе. Чемодан пришлось взять с собой. Дождь постепенно, но неуклонно переходил в снегопад. Хоть магазины на тихих в это время года улочках вокруг площади Маркарта и сияли рождественскими украшениями, от знаменитого «Зальцбурга в домашнем халате», воспетого Бруно Вальтером, мокрый снег и холодный ветер не оставили почти ничего. Одни лишь вирусы гриппа, наверное, хорошо чувствовали себя в такую погоду. Даже Кесселя, привыкшего, по его словам, в Исландии и на Шпицбергене к холоду и плохой погоде, пробирала дрожь при виде Бруно, хромавшего по заснеженным лужам в одном носке, с тяжелым чемоданом в руках. Какое-то время Кессель с Гюльденбергом тащили чемодан вдвоем, но барона с его ишиасом и ревматизмом хватило ненадолго, так что Бруно пришлось взять чемодан снова. Кессель пытался помочь ему, тоже берясь за ручку, но из этого ничего не выходило, потому что Бруно был намного выше ростом, и усилия Кесселя пропадали даром. Получалось даже, что это Бруно тащит и чемодан, и Кесселя.

– Вы знаете, что такое закон подлости? – спросил барон – Обувные магазины наверняка торчали бы тут на каждом шагу, если бы мы не искали именно их.

Они перешли мост и оказались в Старом городе. Кессель предложил свернуть на Гетрайдегассе, там наверняка должен быть обувной.

Бруно держался молодцом. Было видно, с каким стоическим упорством он отводил взгляд от бесчисленных ресторанов, пивных и баров, попадавшихся им по дороге.

На Гетрайдегассе тоже не было обувного магазина. Они свернули в какой-то переулок, скорее даже, в щель между домами, и двинулись в направлении Университетской церкви. «Там должно быть много магазинов», – сказал Гюльденберг. Во втором дворе им попалось небольшое кафе. Двор был узкий, обойти кафе никак нельзя было, и Бруно туда чуть не засосало, хоть он и продолжал сопротивляться, но Кесселю с Гюльденбергом все равно пришлось держать его обеими руками, чтобы уберечь от грехопадения. «Потом, Бруно, – умолял Гюльденберг, – сначала ботинки. Нам нужно успеть до шести, иначе магазины закроют».

Проблуждав еще немного, они наконец вышли на Площадь Резиденции, и засиявшая перед ними витрина обувного показалась им спасительной гаванью, однако самое трудное было еще впереди.

У Бруно был сорок девятый размер.

– Такую обувь у нас делают только на заказ, – сообщила продавщица. Впрочем, в магазине нашлись сандалии 47 размера.

– Это все же лучше, чём ничего, – констатировал Гюльденберг и купил сандалии, хотя пятки Бруно вылезали из них сантиметра на два.

– И пару носков, пожалуйста… Нет, две пары – добавил барон.

– Какого цвета? – спросила продавщица.

– Желтые, – вдруг сказал Бруно, до сих пор молча сносивший все эти примерки и прикидки.

– Желтые? – переспросила продавщица.

– Да, желтые, – настаивал Бруно, – другие я не ношу.

– Боюсь, что желтых мужских носков у нас не найдется, – сказала продавщица.

– Погодите, Бруно, – заметил Кессель, – но ведь сейчас на вас носки совсем не желтого цвета.

– Поэтому мне и нужны желтые, – сообщил Бруно.

Гюльденберг подмигнул продавщице – принесите, мол, любые, какие есть. После чего сказал, обращаясь к Бруно:

– Если ты наденешь носки, которые я сейчас куплю тебе, то после этого мы сразу пойдем в «Ципфер Бирштубе». Это было снова сказано самым отеческим тоном. Потом барон добавил с угрозой в голосе: – А если нет, то никуда не пойдем.

Продавщица принесла две пары носков мерзкого фиолетово-красного цвета.

– Ну так как, Бруно? – спросил Гюльденберг.

– Да, они мне нравятся, – сказал Бруно чуть не плача. Выглядел он ужасно. Мокрые кудри слиплись на его маленькой круглой голове.

– Вот и славно, – сказал барон.

Бруно стащил с ноги ботинок и стал менять носки. Продавщица отвернулась. Подняв ботинок и рваные носки двумя пальцами, она спросила:

– Вам завернуть?

– Выкиньте это на помойку, – разрешил Гюльденберг по некотором размышлении. Потом он расплатился, и все трое отправились в «Ципфер Бирштубе». Бруно несся вперед, как лошадь, почуявшая родную конюшню.

– Так и быть, открою вам один служебный секрет, – сказал фон Гюльденберг Кесселю, когда Бруно направился в туалет – Не надейтесь, что переезд в Берлин избавит вас от общества Бруно.

Это грозное предостережение прозвучало часов в одиннадцать, когда Кессель, расслабившись, отдыхал от всего пережитого. За это время они, конечно, успели побывать далеко не в одной только «Ципфер Бирштубе». Там Бруно досидел примерно до половины седьмого. Оттуда он захотел пойти в ресторан «Мозер», находившийся прямо напротив, но путь им преградил метрдотель: смерив взглядом огромный чемодан, а главное – ноги Бруно, одетые в уже промокшие фиолетово-красные носки и сандалии не по сезону, он сказал, что мест в ресторане нет, хотя за столиками, накрытыми белыми скатертями, сидело всего человека три. не больше, что было прекрасно видно через стеклянную дверь. Не помогло даже троекратное «ура», провозглашенное Бруно в честь Габсбургско-Лотарингского дома. Поэтому все трое пошли сначала в «Кафе Томазелли», потом – в «Штернброй», потом зашли в какой-то стоячий бар без названия, а потом – к «Августинцам», откуда часов в десять снова направились в «Ципфер Бирштубе». Там уже играла музыка, и Бруно, начавший понемногу приходить в себя после мытарств в обувном магазине, заказал по очереди «Ла Палому», «Марш императорских егерей» и «Эрцгерцога Иоганна», текст которого пропел сам под аплодисменты публики, после чего потребовал «Серенаду То-зелли», которой продирижировал от начала и до конца, вместо дирижерской палочки размахивая одной из новоприобретенных сандалий.