Книга Домашняя готика - Софи Ханна

Зазвонил мобильник Селлерса. Гиббс тут же забубнил у него за спиной: «Ладно, детка, подмывайся, такси уже здесь…» Похабные пародии стали для него обычным элементом программы.

– Хватит уже, а? Извини, Уотерхаус. Да, без проблем. Если они знают.

– Знают что?

– Он хочет, чтобы мы спросили, как звали отца Эми Оливар.

– А почему он в школу не звякнул?

– Школа закрыта, дебил.

У мужчины, открывшего дверь на звонок, было красное лицо и волосы торчком. Может, немного за тридцать, предположил Селлерс. Пиджак валялся на лестнице у него за спиной, открытый портфель – посреди прихожей. Его содержимое было рассыпано вокруг.

Изо всех сил будет стараться помочь, но при этом окажется абсолютно бесполезен, подумал Гиббс.

– Простите. Только вернулся с работы и умудрился потерять бумажник. Тяжелый выдался денек. Домой я его точно принес, но… – Он посмотрел себе под ноги, потом повернулся и заглянул под пиджак. – В любом случае…

– Констебли Селлерс и Гиббс, департамент полиции Калвер-Вэлли, – представился Селлерс, показывая удостоверение.

– Полиции? Что… с детьми все в порядке?

– Не волнуйтесь, мы не с плохими новостями, – успокоил его Селлерс. – Мы пытаемся найти семью Оливар. Вы ведь у них купили дом?

– Ох! Подождите здесь. Одну секунду.

Он ринулся в дом и исчез где-то в дальнем конце коридора. Вернулся с изрядной стопкой конвертов.

– Когда найдете их, передайте, пожалуйста. Почта на их имя поступала еще целый год, но они, видимо, про это не знали, потому что… – Он попытался сунуть письма полицейским, которые благоразумно отступили.

– У вас есть адрес для пересылки?

– Они оставили и адрес, и телефон. Но оба оказались фальшивыми.

– Фальшивыми? – Селлерс немного приободрился. Похоже, наметился прогресс. Он часто предчувствовал такие события. Сьюки считала, у него интуиция.

– Я позвонил по оставленному номеру, но там ни о каких Оливар даже не слышали. Я попытался расспросить, и, похоже, номер даже не совпадает с адресом, который они оставили. Так что, похоже, они солгали. Бог его знает почему. Продажа дома прошла вполне гладко. Мы не ругались из-за занавесок или ламп, никаких дрязг не было.

Селлерс все-таки взял у него письма. В основном всякая рекламная ерунда, адресованная Энкарне Оливар, Энкарнасьон Оливар и миссис/мисс Э. Оливар. Пара писем была адресована Эми. Ни одного письма отцу Эми, заметил Селлерс.

– А как звали мистера Оливара?

– Ох… м-м… подождите…

– Имя было испанское? – спросил Гиббс.

– Да! Как вы… а, они же испанцы, уехали в Испанию. – Он смущенно рассмеялся. – Вот поэтому вы работаете в полиции, а я нет. Вот почему я потерял бумажник. О, вспомнил – Анхель. «Ангел» по-испански. Не хотел бы я, чтоб меня звали Ангелом.

– Вы знаете, где он работал? – спросил Селлерс.

– В центральной больнице Калвер-Вэлли, он кардиохирург.

– А вас как зовут?

– Гарри Мартино.

– Когда вы купили дом у Оливаров?

– М-м… Господи, вам бы у жены спросить. Э-э… в прошлом году, по-моему, в мае. Да, в мае. Точно, вскоре после окончания футбольного сезона. Последний матч мы смотрели еще в старом доме. Простите, понимаю, это глупо, – рассмеялся он.

Гиббсу не нравился Мартино. Что уж такого глупого в том, что ты помнишь, где был во время последнего круга чемпионата? В этом году Гиббс его пропустил, впервые за всю сознательную жизнь. У Дэбби был выкидыш, и они провели целый день и целую ночь в больнице. Гиббс не рассказывал никому на работе, и Дэбби велел при Селлерсе и прочих коллегах об этом не заикаться. Он не возражал, чтобы знали ее подруги, но не хотел, чтобы об этом болтали в участке.

– Адрес и телефон у вас сохранились? – спросил Селлерс.

– Где-то, но… послушайте, можете заскочить завтра, примерно в это же время? Моя жена, наверное, знает, где это все. Или, может, зайдете и подождете? Она скоро вернется. Или заходите с утра. Мы уезжаем только в…

– Если найдете, позвоните мне. – Прервав Мартино, Селлерс протянул визитку.

– Будет сделано.

– Мудила, – пробормотал Гиббс по дороге к машине.

Селлерс уже разговаривал с Уотерхаусом. Гиббс отметил, как менялся тон Селлерса – с удовлетворенного на раздраженный, а затем на озадаченный.

– Как это так? – удивленно вопросил Селлерс, уже садясь в машину. (Ну и где его хваленая интуиция? Может, и нет у него никакой интуиции. Стейси ведь никогда о ней не упоминала. Может, Сьюки просто так его подбадривает.) – Уотерхаус говорит, что уже слышал это имя. Причем недавно. Да так еще устало это объявил – ну, знаешь, как он умеет.

Селлерс вытащил из кармана список, который дала им Барбара Фитцджеральд, – имена учеников, ездивших на экскурсию в совиный приют. В списке такой фамилии не было. Внезапно все имена в списке показались Селлерсу знакомыми. Может, он с ума сходит? Или это из-за того, что он уже прочитал список, когда забирал его у миссис Фитцджеральд?

– Уотерхаус слышал имя Анхель Оливар? – спросил Гиббс. – Тогда какого хре…

– Нет. Гарри Мартино.

Чарли Зэйлер сидела, поджав под себя ноги, на полу в своей гостиной и смотрела на два образца ткани. «Искристое шампанское» и «бисквит Кэйтлин». Один – светло-золотистый, с узором в полоску, другой – «мятый» бархат, тоже золотистый. Чарли смотрела на них уже почти час и ни на шаг не приблизилась к решению. Как вообще такие вещи выбирают? Снаружи было темно, но задергивать шторы она не собиралась.

Выбор ткани, образцы которой привезла сестра, – не единственная проблема. Ей еще предстояло выбрать кресло и диван, которые будут обиты выбранным материалом. Винчестерское кресло? Берджесовский диван? Чарли провела большую часть вечера, разглядывая привезенный Оливией каталог Лоры Эшли, и бесилась из-за своей неспособности выбрать. Поначалу она сопротивлялась, но на самом деле каталог ее очаровал. Она не могла оторвать глаз от розовой и розово-лиловой ткани, кисточек, стеклянных бус и блесток – раньше она пришла бы в ярость от одного взгляда на все это. Роскошные, сверкающие комнаты в каталоге выглядели… ну, выглядели, как комнаты женщин, на которых мужчины хотят жениться.

Чарли застонала от отвращения, ужаснувшись собственной мысли. В какую же пускающую слюни, жеманную, безмозглую дуру она превращается! Тем не менее мысль никуда не делась: будь у меня такая спальня, я могла бы выйти за Саймона и ничего не бояться. Женщин с атласным светло-коричневым постельным бельем не бросают.

Стыдно в тридцать девять быть такой же жалкой, как в шестнадцать.

«Бисквит Кэйтлин», «искристое шампанское». Оба подходят. От долгого сидения в одной позе у нее затекло все тело.