Книга Янтарный пляж - Элизабет Лоуэлл

После некоторой паузы Онор вернула лупу.

– Да, ты прав. Это уж точно не девушка. А насчет изящности линий и тонких черт я погорячилась.

Джейк рассмеялся.

– Судя по их позе, амулет служил символом плодородия.

– То есть ты признаешь, что это вещь настоящая, – уверенно заявил Резников.

– Как сказать.

На лице русского сначала отразилось крайнее изумление, а потом, как показалось Онор, промелькнула какая-то темная недобрая тень, мгновенно испортившая весь его аристократический облик.

«Интересно, может быть, у него тоже запрятан где-нибудь пистолет?» – подумала она.

Джейку, похоже, пришла в голову та же мысль, потому что в течение всей немой сцены, которая воцарилась в комнате после его последних слов, он внимательно наблюдал за руками русского.

Глава 16

Резников положил руки на стол. Тонкие пальцы судорожно согнулись в суставах. Казалось, он с удовольствием сейчас сомкнул бы их на шее Джейка.

– Что ты сказал? – спросил он.

Джейк небрежно пожал плечами, но было видно, что он весь напружинился и в любую секунду готов отразить возможное нападение.

– Мне тут кое-что не понравилось.

– Объясни. Только не пытайся поставить под сомнение подлинность янтаря. Он настоящий, голову даю!

– Дело не в этом.

– Неплохо для начала. Продолжай.

– Я не специалист по истории искусства, – сказал Джейк, – но меня настораживает одна вещь. Взгляни, что это там за спиной у женщины? Ткань, крылья? Фрагмент настолько мелкий, что определить трудно, не правда ли? Впрочем, это не важно.

– А ты присмотрись повнимательнее! – резко бросил Резников, но тут же спохватился и уже мягче добавил:

– Если тебе не трудно.

Джейк взял амулет в руку, направил на него узкий луч яркого фонарика и стал поворачивать под светом. По фигуркам женщины и юноши загуляли изменчивые блики, и камень будто вспыхнул огнем.

– Трещинки слишком тонкие, – сказал он наконец, разглядывая густую сеть тонких, с волосок, трещин, покрывавших весь камень и придававших ему сходство с волокном.

– Если вещь достали из могилы, где она пролежала много веков без доступа кислорода и света, нет ничего удивительного в том, что она так хорошо сохранилась, – возразил Резников.

Джейк кивнул, но было видно, что объяснение русского его не убедило. Он долго изучал амулет через лупу, а потом выпрямился на стуле и удовлетворенно хмыкнул.

– Посмотри на этот край, – сказал он. – Он грубый, в то время как остальные грани гладкие. Создается впечатление, что кусок камня откололи после того, как закончили амулет. А трещинки на грубой поверхности такие же, как и на гладких гранях.

– Может быть, камень откололи во время церемонии погребения.

– Все может быть.

– Но у тебя иное мнение? – буркнул Резников.

– Да. Я полагаю, это копия, сделанная с оригинала уже в наше время. А для придания древнего вида ее покоптили как следует в печке или в раскаленном песке.

Резников забрал у него из рук фонарик и амулет. Лупу Джейк подвинул к нему сам. Пока русский внимательно разглядывал амулет, в комнате стояла нехорошая тишина. Потом Резников стал что-то бормотать на своем языке. Онор ничего не поняла, но по выражению его лица догадалась, что Резников отнюдь не слагает сейчас оду безделушке.

Наконец он с расстроенным видом убрал амулет обратно в коробку. Точнее, швырнул ее туда, что ясно говорило о том, что его мнение о «символе плодородия» резко изменилось.

– Как я уже говорил, – проворчал он, – я просто хороший знаток этого дела, а ты самый лучший.

Только он сунул руку в раскрытый кейс за очередным образцом, как вдруг дверь в кабинет открылась. Джейк мог и не поворачивать головы в сторону вошедшего, потому что заранее знал, что это Эллен.

Она мельком окинула комнату, но от ее взгляда ничто не ускользнуло.

– О, прошу прощения, – извиняющимся тоном проговорила она. – Я искала туалет и подумала, что эта дверь как раз туда и ведет.

Мило улыбнувшись, она вышла, но дверь за собой лишь прикрыла, оставив маленькую щель. Заметивший это Резников поднялся, взял свободный стул и, захлопнув дверь, просунул ножку в ручку. Точно так же он запер и дверь черного хода. После этого вернулся к столу и, достав новую шкатулку, протянул ее Джейку.

На красном бархате лежал какой-то предмет, отливавший слоновой костью. Онор и решила бы, что это слоновая кость, если бы не увидела, с какой осторожностью Джейк поднял предмет из шкатулки. Так он обращался только с янтарем. И с женщиной в постели. Онор хорошо помнила, что к ней он прикасался той ночью так, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой.

– Четки, – сказал Джейк. – Десятичные. Ммм… вполне возможно, что это шестнадцатый век. А может, и более ранний период. Ограненные бусины из белого янтаря с вкраплениями сосновых иголок. Редкая вещица. Мастерская работа. Золотые бусины, разделяющие каждый десяток, и серебряный крест сделаны просто изумительно. Можно мою лупу обратно?

Резников положил ее в раскрытую ладонь Джейка. Тот зажал ее в глазу на манер монокля и принялся внимательно изучать безделушку.

– Просто прелесть, – сказал он через минуту. – Я мог бы, конечно, проверить бусины своей иголкой, но в этом нет необходимости.

– Почему? – спросила Онор.

– Края отверстий в бусинах износились в полном соответствии со временем создания этих четок. Подделки так не изнашиваются. Только янтарь.

Джейк вернул четки в шкатулку, и на губах его заиграла странная задумчивая улыбка.

– Что? – тихо спросила Онор.

– Просто размышляю о том развитии, какое претерпел янтарь в человеческом сознании на протяжении всей своей истории, – отозвался он. – Янтарь бывает самых разных оттенков. Если я начну перечислять все подряд, то счет пойдет на сотни. Изначально из него делали талисманы, которые были призваны отгонять от человека злые силы и притягивать удачу. Это же самое относится и к предметам религиозного культа. Красота их была настолько пленительна, что некоторые монашеские ордена в тринадцатом-четырнадцатом столетиях запретили использовать янтарь в четках, утверждая, что истинно верующему вполне достаточно обычного шнурка с узелками для подсчета своих молитв.

Онор перевела взгляд со шкатулки на лицо Джейка. Глаза его были полузакрыты и светились под светом лампы. Голос – густой и сочный, исполненный чувства, завораживал. Было видно, что он сейчас полностью захвачен красотой и уникальностью того, о чем рассказывает.

– Но мне кажется, что этот запрет не мог действовать долго, – проговорила Онор. – Людям всегда было свойственно славить богов при помощи красивых вещей и окружать ими себя.