Книга Навозный жук летает в сумерках… - Мария Грипе

Линдрот ходил по дому, прислушиваясь и внимательно разглядывая все вокруг. Он хотел все увидеть и прочувствовать. Он остановился и послушал, как тихо и равномерно тикают старые напольные часы.

Дети провели его наверх, в комнату Эмилии, и показали сундук, где когда-то была спрятана статуя. А Юнас приподнял половицу и показал тайник под полом, где они нашли письма.

— Вы же понимаете, какая на нас лежит ответственность, — серьезно сказала Анника. — Вот что написала Эмилия в своем последнем письме, я помню его почти наизусть: «Но если случится вдруг так, что письма увидят свет в эпоху столь же неразумную и нещадную, как моя, то пусть нашедший их, не раздумывая, положит обратно в шкатулку и спрячет».

Смеркалось. Небо за окном светилось прозрачно-голубым светом, зарождался новый месяц. Линдрот подошел к окну и выглянул на улицу.

— «…эпоха столь же неразумная и нещадная, как моя», — повторил он и вздохнул. — Это вполне могло быть написано и сегодня, милая Анника.

— Да, я тоже об этом думала, — призналась Анника.

— И я тоже, — добавил Давид. Линдрот потер брови.

— Тогда, может быть, лучше положить письма обратно, — спокойно проговорил он. — Пусть еще полежат…

Они некоторое время стояли молча, потом Анника, как бы ни к кому не обращаясь, сказала:

— Возможно, для идей Андреаса никогда не придет время… Кто знает, может, их никто никогда не сможет понять…

Линдрот взглянул на нее.

— Ну что ты, милая Анника, — сказал он, — я убежден, в них есть что-то, понятное в любую эпоху. Никто не имеет права судить свое собственное время. Это называется тщеславием. Андреас должен был доверить свои идеи современникам. Надо доверять времени, в котором живешь, даже если это не всегда просто, а иначе ты его предаешь…

Юнас озадаченно посмотрел на него.

— А вы, пастор, оказывается, философ! — сказал он. Линдрот засмеялся.

— Разве?

— Хотя, наверное, ничего страшного…

Анника стояла перед маленьким зеркалом, рядом с которым висел листок с текстом. Линдрот подошел и прочитал.

— Это написала Эмилия? — спросил он.

— Да, это изречение Линнея. Наверное, она считала, что эти слова лучше повесить рядом с зеркалом.

— «Неудивительно, что я не вижу Бога, раз я не могу даже разглядеть то существо, которое живет во мне», — прочитал Линдрот.

Он улыбнулся. Ему показалось забавным, что эти слова висят возле зеркала. У Эмилии, похоже, было чувство юмора.

— Вероятно, эта Эмилия была занятной девушкой, — вымолвил он. — Жаль, что она прожила такую короткую и такую несчастливую жизнь…

Анника серьезно кивнула.

— Здесь так одиноко, — сказала она. — Я сразу это почувствовала, как только вошла в ее комнату. Комната одинокого человека…

Линдрот вздохнул:

— Да, мы слишком мало знаем об одиночестве наших ближних…

— А вы одиноки? — спросил Юнас.

— Нет, я-то не одинок, — улыбнувшись, ответил Линдрот. — Мне удивительно повезло… К тому же я не расположен к одиночеству… и едва ли когда-нибудь буду расположен… ну, а если что, я сам себе составлю компанию.

— Не забудьте про меня! — сказал Юнас. — Если что, звоните мне. И я буду тут как тут!

Юнас и Линдрот преданно посмотрели друг на друга.

— Спасибо, Юнас, буду знать. А кстати, хочешь горькую конфетку?

Линдрот с гордостью достал из кармана коробочку «салмиака» и предложил Юнасу.

— Теперь у меня тоже есть такие конфетки!

— Это очень хорошо, потому что я забыл свои дома, — ответил Юнас. — Пойдемте в кухню. Я должен показать вам, где стоял мешок с мусором. Тот самый, с уликами!

Когда они проходили по чердаку, Юнас рассказал о подозрительном типе, который шастал по саду, и о том, как они напугали его у двери. Но зачем он ходил на чердак?

— По-видимому, когда он рылся в шкафу на первом этаже, уверенный, что в доме кроме него никого нет, он услышал шум. И решил узнать, кто вы такие, и что задумали. И хотел как следует вас напугать, но испугался сам, — предположил Линдрот.

Юнас довольно рассмеялся. Ведь это была его идея — всем вместе навалиться на дверь и тем самым спугнуть незнакомца.

— Да, хитро придумано, — похвалил Линдрот.

Юнас продемонстрировал ему шкафчик, где стоял мешок с мусором, потом показал еще кое-какие детали, которые он заметил, хотя на самом деле они не имели к этой истории никакого отношения.

Потом они пошли в телефонную комнату с шахматной доской. Фигуры стояли на тех же клетках, как в тот день, когда Юлия прервала партию. Юнас показал слона. Линдрот взял его в руки и долго рассматривал. Он сказал, что это очень красивая фигура. Потом осторожно поставил слона на место.

— Он должен стоять на месте королевы, — пояснил Давид. — Я хочу, чтобы все оставалось на своих местах, когда позвонит Юлия.

— Если она вообще позвонит, — сказала Анника.

— А почему вы не позвоните ей сами? Ведь она очень внимательно отнеслась к нашему делу. И по-своему, с помощью шахмат, помогла нам. Мне кажется, теперь ваша очередь звонить ей!

— Да, вы правы! — согласился Давид. — Так мы и сделаем!

Юнас достал старый телефонный справочник Стокгольма — он уже давно его приглядел.

— Юнас очень наблюдателен, — сказал Давид. — Без него мы бы не справились.

Анника помогла Юнасу найти номер.

— Вот! Вот она! Анделиус, Юлия…

Вдруг Линдрот задумался.

— Анделиус? — переспросил он. — Знакомая фамилия.

— Это владелица Селандерского поместья. Разве вы не знали?

— Возможно, знал, — ответил Линдрот, — но особенно не задумывался, ведь уже много лет здесь живет фру Йорансон. Но, может, я встречал эту фамилию в какой-то другой связи?.. — Линдрот потер брови и погрузился в свои мысли. Фамилия Анделиус напомнила ему что-то другое… но он никак не мог вспомнить, что именно.

— Как меня раздражает, когда я не могу что-то вспомнить, — сказал он. — А ведь вертится в голове!

Пастор порылся в карманах. Надо съесть эту горькую… Ну, где же, в конце концов?.. А, вот она!

— Юнас, хочешь?

— Да, спасибо.

— Ну, я звоню, — Давид стал набирать номер. Напротив телефона был указан адрес: Сибиллегатан в Эстермальме.

Давид подождал. После третьего гудка ему ответил мужской голос.

— Я бы хотел поговорить с Юлией Анделиус, — сказал Давид.

На другом конце провода возникла пауза.

— Это возможно? — спросил Давид.