Книга Никто, кроме президента - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Л-а-п-т-е-в», – написал я строкой ниже и изобразил рядом с этой фамилией прочерк ожидания.
Теперь я должен был закрепить второй сглаз еще одним ритуалом. Я отнюдь не безумец, а сугубый материалист. Мой дар разить словом и помыслом в наш технический век не может, увы, обойтись без некоторой современной машинерии. Сегодня мало уронить заклинание. Надо, чтобы оно достигло цели немедленно.
Я положил мартиролог на место, опустил панель, снова задвинул ее портретом француза и вернулся в кабинет. Где набрал семь цифр телефонного номера.
Человек на другом конце провода сразу откликнулся:
– Фокин у аппарата.
– Здравствуй, Фокин, – ласково произнес я. – Есть проблема…
Я сделал долгую паузу. Привычный Фокин ждал. Ему полагалось терпеливо слушать и быть наготове.
Зверюгу Собаковода удалось приручить не в момент. Поначалу не только он, но даже ничтожный Коля-Лабух пытались встать на дыбы и строить из себя ферзей. Но быстро поняли, кто – они, а кто – Желтков. Наш триумвират есть треугольник, но он вовсе не равносторонний. В нем два катета и только одна гипотенуза. Она – это я. Крепких мышц и изворотливости хватит, чтобы держать кое-кого на поводке. А вот чтобы из такой позиции еще и рулить всей Россией, направляя ее в нужную сторону… Тут, братцы, нужен ум. Подите-ка найдите другого Желткова – маленького шибздика с большими мозгами. Я один такой, а потому все мои прихоти надлежит исполнять. В том числе поддерживать мой Дар.
– Зовут проблему Лаптев Максим Анатольевич, он капитан ФСБ, – продолжил я наконец. – Он меня огорчил. Он плохой человек.
Я опять приостановился. Вновь Фокин смолчал, ожидая от меня завершения команды. Про себя я ухмыльнулся. Есть существа, с которыми нужно говорить на понятном им языке, и Фокин один из таких. Пришлось, как всегда, подтолкнуть его к действию направляющим собачьим словом:
– Фас!
Генералы готовятся к минувшей войне, утверждал кто-то из современных британцев. Но гораздо раньше него древние латиняне ту же примерно мысль выразили короче: экспериентиа фаллакс. Опыт врет. Точно сказано. Памятуя о том, как лихо вчера расхватывали «Московский листок», я с утра заказал его в два раза побольше, а «Комсомолки» поменьше… Ну и, естественно, промахнулся.
Все вышло с точностью до наоборот. «Листок» сегодня покупали гораздо ленивее, чем какие-нибудь сутки назад, зато бывший комсомольский орган смели у меня до того быстро, что я и себе-то не успел оставить ни одного экземпляра. Хватился, когда отрывал от пуза последний – для моего постоянного клиента, заслуженного инвалида Ивана Лютикова, обделять которого было грех. Отсчитывая ему сдачу с пятидесятки, я сумел лишь скользнуть взглядом по анонсу на первой полосе, набранному аршинными базарными буквами: «Созрела ли Россия для монархии?»
Вот те на! Неужели, поразился я, народ наш одолела внезапная тяга к самодержавию? Правда, еще будучи главным редактором «Свободной газеты», я и сам заказывал такой опрос социологам ВЦИОМа. И те осторожно, с оговорочками и реверансиками, предрекали некоторый подъем интереса к царистской идее. Но чтобы так резко? И вдруг? Чисто российский непостижимый феномен.
– Что, Иван Матвеич, – не выдержав, спросил я у Лютикова, – по монархии соскучились?
– А? Чего? Ну да, по ней, родимой, а то как же! – Заслуженный инвалид хитро мне подмигнул, воровато огляделся по сторонам и приоткрыл номер на середине. – Они на той неделе обещали про нее самые такие подробности. И, пожалуйста, не обманули, черти.
Газетный разворот украшали две огромные тыквообразные груди в окружении целого леса унт, рукавиц, мохнатых шапок и, как мне сперва почудилось, черных концертных фраков. Ах, вот оно что!
Профессиональное «скверное дитя» Анжелика Дадашева эксклюзивно для «Комсомолки» рассказывала про свой блиц-секс-визит в Антарктиду. Прежде чем Лютиков запахнул номер обратно, взгляд мой автоматически выхватил строки: «У пингвина-самца он по форме почти такой же, как у человека, однако в брачный период…»
Ну иллюзионисты! – подумал я с обидчивой неприязнью. За кого ж они нас держат? Редактор внутри меня легко догадался, что царей дали в нагрузку к бюсту точно таким же манером, каким при советской власти в добровольно-принудительный пакет к шампанскому совали еще две банки просроченного минтая. А уж надежный «паровозик» Дадашевой нынче вывезет не только русское самодержавие, но даже свирепую теократию по ацтекскому образцу.
В мои времена политтехнологи еще не были такими наглыми. У нас оставалось немножко совести. Мы клали в пирожки меньше начинки, но, по крайней мере, она там была! Мы лишь отчасти подвирали, втюхивая Ельцина в одном подарочном наборе с демократией или торгуя Лужковым в связке с вымытыми тротуарами. Однако мы не забывали, что все – в одной лодке. Если та красива, но дырява, утонут и покупатели ее, и продавцы. Поэтому кое в чем мухлевать попросту чревато. Империя, прицепленная к бюсту Анжелики, никогда не завоюет Босфора с Дарданеллами…
Погруженный в мысли обо всех этих глобальных закорючках, я чуть не позабыл оставить себе по экземпляру остальных газет. Но, к счастью, вовремя очнулся. С одним «Листком», одним «Курьером» и одним «Коммерсантом» на пузе. Глянцевые радости бабской жизни отлетели у меня еще раньше, поэтому утренний чай я отправился пить налегке, зато с позвякивающим наваром в мошне. О, зи зик омниа! О, если б и дальше было так хорошо! Глядишь – в неделю я наверстал бы упущенное и затянул финансовую рану, которую мне с Димой нанесли ментовские охотники за халявой. Те, что, ободрав нас вчера, нынче на горизонте не мелькали.
За чаем с булкой я развернул прессу и мысленно навострил красный редакторский карандаш Виктора Ноевича Морозова.
Сегодняшний «Коммерсант» излучал скорбь и был полон печальных прогнозов: рупь мельчает даже на фоне худого зеленого, нашу Дуньку опять прокатят мимо Европы, а российская пластмасса, сумевшая на годик-другой сильно подвинуть китайскую, теперь, после процесса Каховского, опустится еще на десяток пунктов.
«Курьер» пыхтел на том же царском топливе, что и «Комсомолка». Но то ли пышных бюстов и секс-пингвинов газете не хватило, то ли немного гонора шляхетского еще осталось в пороховницах… Словом, роль локомотива истории тут была нарочно отведена Сан Санычу Сдобному, а тот, как известно, согласился бы назначить в Петры Великие даже мумию Тутанхамона – лишь бы ему самому разрешили оставаться при ней вороватым Алексашкой Меншиковым.
«Листок» традиционно был силен криминалом. Новость о вчерашнем нападении на ведущего «Угадайки» меня удивила: с тех пор, как Школьника перебросили с культуры на телешоу, Лев Абрамович сделался абсолютно безобиден. Должно быть, решил я про себя, все эти «легкие телесные повреждения» подстроил своему подчиненному сам директор телеканала, бестрепетный Иннокентий Ленц – для того, чтоб подстегнуть и без того немалую популярность передачи.
