Книга Лиходолье - Елена Самойлова

– Непременно. – Я принялась вытирать лицо рукавом, но, судя по тому, как ткань прилипала к коже, умыться было все-таки необходимо. – Вот только не здесь. Морея обещала, что до рассвета нас никто не тронет, значит, есть время немного отдохнуть и подумать, как быть дальше.

– Как скажешь, Мия. – Музыкант первым подошел к двери и широко распахнул ее, напоследок поклонившись пустой комнате и вежливо поблагодарив хозяйку дома за гостеприимство.

Мы вышли из дома, и дверь бесшумно закрылась за нашими спинами.

– Выглядишь ты просто жутко, – вздохнул Искра, не снимая руки с моего плеча. – И когда только бабка Морея успела тебя чему-то научить? Ты ж вроде только заглянула за эту шторку – и почти сразу оттуда вышла, уже с потеками крови на лице.

– Почти сразу? – усомнилась я. – Мне показалось, что я пробыла там несколько дольше.

– Секунд десять, если быть точным, – серьезно ответил Вик, настороженно оглядываясь по сторонам. – Хоть что это была за женщина? Еще одна «зрячая» или очередной монстр?

– Не то и не другое, – пожала плечами я.

Некоторое время мы шли молча, а потом дудочник все-таки поинтересовался, что же ему теперь делать.

Оказалось, найти в Огнеце что друга, что врага – нелегкое дело…

Прошлое никогда не исчезает бесследно, оно всего лишь остается в кромешной тьме у тебя за спиной, откуда иногда долетает шепот почти забытых голосов, обрывки когда-то произнесенных фраз. Воспоминания, которые считал давно похороненными, восстают из бездны памяти, как неупокоенные мертвецы из могил, и набрасываются с новой силой, заставляя просыпаться в холодном поту.

У каждого есть то, что хотел бы раз и навсегда оставить в прошлом. Закопать поглубже в памяти и накрыть тяжелым ледяным камнем забвения.

Вот только не каждому это удается.

Искра сидел на краешке постели, на которой крепко спала Змейка, и осторожно перебирал ее волосы, заплетенные в тонкие косички, украшенные ненужной мишурой. Большую часть его спутница обобрала еще по дороге в Огнец, ухитрившись снять все перышки и выцветшие узкие ленты, но вот до бусин, намертво вплетенных в волосы, пока не добралась. Не раз и не два Искра предлагал просто состричь половину длины и расплести то, что останется, но Змейка каждый раз почему-то упрямилась. Впрочем, сейчас, когда волосы отросли и начали пушиться у корней, делая шассу похожей на забавный белокурый одуванчик с косичками, девушка перестала спорить. Еще немного – и наверняка согласится исправить это безобразие, доставшееся от Голоса Загряды вместе с телом, которое одно время вызывало в харлекине весьма противоречивые ощущения.

Кончики его пальцев бережно скользнули по щеке спящей уже привычным жестом. Поначалу Искре было очень трудно привыкнуть к тому, что лицо Голоса Загряды, которое он запомнил раз и навсегда, лицо, которое он когда-то сам измолотил в кровавую кашу, покидая проклятый город вслед за шассой, теперь принадлежит его золотой госпоже. Что тело, к которому сейчас стремился прикоснуться при любой возможности, он сам когда-то изрезал когтями так, что всерьез опасался донести до золотой шассы не новую человеческую оболочку для смены облика, а две ее половинки с потерявшимися по дороге частями.

Столько изменений – и так быстро…

Что с ней сделала женщина, чье улыбчивое старушечье лицо до сих пор пугало его до глубоко затаенной дрожи? Что случилось со Змейкой за те несколько мгновений, что она пробыла за шелестящим бисерным занавесом? Ведь уходила она спокойной, лишь слегка обеспокоенной, а вернулась…

Харлекина передернуло, когда в памяти всплыло лицо шассы, медленно, на ощупь выходящей в горницу из соседней комнаты. Две кровавые дорожки на щеках, плотно сомкнутые веки, из-под которых сочились багряные капли. В первое мгновение ему показалось, что Змейке выкололи глаза и вытолкнули прочь. Было желание перекинуться и разнести в клочья этот проклятый дом, лишь издалека кажущийся милым и уютным, а заодно и его хозяйку проучить, но потом шасса с трудом разлепила склеенные подсыхающей кровью веки и взглянула на него.

Глаза у нее были уже не золотые – вместо радужек в них плескалось отражение яркого полуденного солнца, которое будто бы осветило его изнутри, выжигая все, что сочло ненужным и недостойным. Змейка смотрела на него, сквозь него, а он чувствовал себя под этим взглядом так, будто бы остался не то что без доспехов или одежды, а и даже без кожи под палящим зноем. И не шевельнуться, не вздохнуть под этим взглядом – словно смотрит на тебя Создатель и решает, достойным ли оказалось создание, следует ли оставить его продолжать намеченный путь или все-таки начать все заново, избавив мир от неудачного образца.

Потом она моргнула – и все прошло. Сияющая радужка потухла, оставив в ее глазах привычное золото, чуть тронутое медной рыжиной у самого зрачка. Дудочник, ошивающийся рядом, даже и заметить ничего не успел, а Змейка лишь устало провела по лицу рукавом, не столько стирая, сколько размазывая подсохшую кровь, и неожиданно как ни в чем не бывало попросилась домой…

Искра покачал головой и расправил плечи. Посмотрел за окно – сплошная темень, третий час ночи. Даже гремлины на соседней половине дома угомонились, а вот ему все не спится. Что-то мешает расслабиться, снять с себя мешающую движениям одежду и уютно устроиться рядом со Змейкой, охраняя ее сон. Странное, почти позабытое ощущение, будто что-то скребется изнутри, неприятно холодит затылок, заставляя поминутно оглядываться через плечо, прислушиваться к окружающему миру, состоящему из запахов и звуков, и быть все время настороже.

Прошлое ощерилось треугольными железными зубами и словно огрело по спине ледяным колючим бичом, да так явственно и ощутимо, что харлекин вскочил с кровати, зацепив ногой складку на коврике, и едва не покатился кубарем по полу. На ногах он кое-как удержался, но хрупкую глиняную вазочку с белой розой с прикроватного столика все-таки смахнул.

Ваза с приглушенным звоном разбилась о доски пола, рассыпавшись веером черепков и залив водой краешек ковра. Душистая белая роза, которой Змейка любовалась уже вторую неделю, тоже не пережила падения, осыпавшись горкой пожухлых лепестков. Искра с тревогой оглянулся на спящую, а потом принялся торопливо собирать осколки в ладонь. Вода-то ладно, сама высохнет, но воткнувшийся в босую ступню острый глиняный черепок здоровья и хорошего настроения шассе поутру явно не добавит.

Тихонько скрипнула дверь, и на пороге появился встрепанный дудочник в расшнурованной рубахе, держащий в одной руке свечу, а в другой тускло блеснувший узкий клинок, вытащенный из трости.

– Что у вас? – шепотом поинтересовался змеелов, поднимая свечу повыше над головой и настороженно осматриваясь по сторонам.

– Вазу разбил, не видишь? – так же шепотом ответил Искра, торопливо сгребая последние черепки и поднимаясь с пола. Подошел к музыканту едва ли не вплотную, кивнул в сторону кровати. – Посидишь с ней?

Тот кивнул и посторонился, пропуская харлекина в коридор, а потом все же окликнул: