Книга Не говори никому - Харлан Кобен

Карлсон помолчал немного, чтобы придать своим словам больший вес, а потом сказал:

– Из пистолета, который вы унаследовали от вашего отца, когда-то убили Брэндона Скоупа.

Открылась дверь одной из квартир, оттуда вышла женщина с сыном-подростком. Мальчишка хныкал, опустив плечи, вся его фигура выражала упрямство и стремление добиться своего. Его мать поджала губы и высоко подняла голову, будто не желая ничего слушать. Карлсон пробормотал что-то в рацию. Пропуская семейство к лифту, мы сделали шаг назад, наши глаза встретились, и между нами проскочила искра молчаливого взаимопонимания.

– Агент Карлсон, вы верите в то, что я – убийца?

– Честно? – спросил Карлсон. – Сильно сомневаюсь.

Любопытный ответ.

– Вы, конечно, знаете, что я не обязан отвечать на ваши вопросы. Я даже имею право позвонить Эстер Кримштейн и похоронить все, что вы пытаетесь сейчас сделать.

Он нахмурился, но спорить со мной не стал.

– И что дальше?

– Дайте мне два часа.

– На что?

– Два часа, – повторил я.

Карлсон задумался.

– При одном условии, – через пару секунд ответил он.

– Каком?

– Вы скажете мне, кто такая Лиза Шерман.

Вопрос меня озадачил.

– Никогда не слышал этого имени.

– Вчера вечером вы вместе с ней должны были лететь в Лондон.

Элизабет.

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – отрезал я.

Звякнул сигнал прибытия лифта, двери разъехались.

Мамаша с поджатыми губами и ее надутый упрямец сын вошли в кабину и оглянулись на нас. Я махнул, чтобы они придержали дверь.

– Два часа, – снова сказал я.

Карлсон нехотя кивнул. Я заскочил в лифт.

40

– Вы опоздали! – с деланным французским акцентом закричал на Шону щуплый человечек-фотограф. – И выглядите как – comment dit-on?[24]– как из помойки!

– Умолкни, Фредерик, – бросила в ответ Шона, не заботясь о том, как на самом деле зовут фотографа. – Откуда ты, кстати, из Бруклина?

Тот воздел руки к потолку:

– Я не могу работать в таких условиях!

К ним уже спешила Арета Фельдман, агент Шоны.

– Не волнуйтесь так. Франк, наш гример быстренько приведет ее в порядок. Шона всегда выглядит будто чучело, когда приходит на съемку. Сейчас все будет нормально. – Понизив голос, она прошипела Шоне в ухо: – Что с тобой стряслось?

– Пусть он заткнется.

– Со мной-то не изображай примадонну.

– У меня была тяжелая ночь, ясно?

– Нет, не ясно. Иди гримируйся.

Увидев, в каком состоянии лицо Шоны, гример застонал от ужаса.

– Что за мешки у тебя под глазами? – воскликнул он. – У нас съемка или что?

– Съемка, – мрачно отозвалась Шона.

– Да, кстати, – вспомнила Арета, – это тебе.

Она протянула Шоне письмо.

Шона покосилась на конверт.

– Что это?

– Понятия не имею. Курьер принес десять минут назад. Сказал – срочно.

Шона взяла письмо и перевернула конверт. На обратной стороне знакомым почерком было написано всего одно слово – «Шоне». В животе заныло.

Уставившись на надпись, Шона попросила:

– Подождите секунду.

– Уже и так время поджимает…

– Одну секунду.

Гример и агент отступили на шаг. Шона вскрыла конверт. Оттуда выпал листок бумаги, на котором тем же почерком было написано:

«Зайди в женский туалет».

Шона встала со стула, стараясь дышать как можно ровнее.

– Что случилось? – спросила Арета.

– Мне надо отлить, – ответила Шона, сама удивившись тому, как спокойно звучит ее голос. – Где здесь туалет?

– Вниз по коридору налево.

– Скоро вернусь.

Спустя две минуты Шона толкнула дверь душевой. Она была заперта. Шона постучала, прошептав:

– Это я.

И подождала.

Через несколько секунд она услышала скрежет отпираемой задвижки. Затем – тишина. Шона глубоко вздохнула и вновь надавила на дверь, та подалась. Она вошла и застыла. Перед ней, у ближайшей душевой кабинки, стояло привидение.

Шона с трудом подавила крик.

Ее не обманули ни темноволосый парик, ни очки в проволочной оправе, ни постройневшая фигура.

– Элизабет…

– Запри дверь, Шона.

Без единой мысли в голове Шона повиновалась. Повернувшись, она сделала шаг к старой подруге. Элизабет отпрянула.

– У нас нет времени.

Наверное, первый раз в жизни Шона потеряла дар речи.

– Ты должна убедить Бека, что я погибла, – сказала Элизабет.

– Поздновато.

Взгляд Элизабет обежал помещение, будто отыскивая пути к отступлению.

– Я зря вернулась. Глупая, дурацкая ошибка. Я не могу остаться. Ты должна сказать ему…

– Мы видели результаты вскрытия, Элизабет, – перебила Шона. – И уже не загоним джинна обратно в бутылку.

Элизабет закрыла глаза.

– Что, черт возьми, случилось? – спросила Шона.

– Нельзя мне было приезжать.

– Это я уже слышала.

Элизабет закусила нижнюю губу.

– Мне необходимо снова уехать.

– Ты не имеешь права.

– Что?!

– Ты не имеешь права исчезнуть еще раз.

– Если я останусь, Бек погибнет.

– Он уже погиб, – сказала Шона.

– Ты ничего не знаешь.

– И знать не хочу. Если ты снова бросишь Бека, он не выживет. Я восемь лет ждала, что он примирится наконец с твоей смертью. Обычно так случается, ты знаешь. Раны заживают, жизнь продолжается. Только не для Бека.

Шона снова сделала шаг к Элизабет.

– Я не дам тебе еще раз сбежать.

Две пары глаз наполнились слезами.

– Неважно, почему ты пропала тогда, – сказала Шона, подвигаясь еще ближе. – Важно, что сейчас ты вернулась.

– Я не могу остаться, – слабым голосом повторила Элизабет.

– Ты должна.

– Даже если это убьет Бека?

– Да, – твердо, не колеблясь, ответила Шона. – Даже если так. И ты знаешь, что я права. Поэтому ты здесь. Знаешь, что не можешь бросить его снова. И знаешь, что я тебе этого не позволю.