Книга Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - Сьюзен И

Один из солдат вздрагивает, не сводя с нас ствола. Не знаю, как долго эти люди еще способны сдерживаться. Если они начнут стрелять, я даже не смогу зажмуриться.

Раффи опускается на колени и кладет меня на асфальт. Приподняв мои волосы, пропускает их сквозь пальцы, давая им упасть на мое плечо.

Его голову подсвечивают отблески огня, на лицо падает тень. Он медленно и нежно проводит пальцами по моим губам, затем с трудом поднимается, словно ему отказывают мышцы.

Хочется попросить его, чтобы не уходил. Сказать, что я все еще жива. Но я лишь лежу без движения, и все, что я могу, — смотреть, как он встает. И исчезает.

А потом не остается ничего, кроме пустого неба, в котором отражается пламя пожара.

ГЛАВА 45

Где-то в городе воет собака. Протяжный звук наверняка должен был затеряться в шуме сражения, утонуть среди моего страха и боли, но разум сосредоточивается именно на нем, пока он не затмевает все остальное.

Я лежу парализованная на холодной мостовой, и собачий вой кажется самым тоскливым звуком из всех, что я когда-либо слышала.

Мама бросается ко мне, продолжая кричать, и с истерическими рыданиями припадает ко мне. Она думает, что я умерла, но ей все равно страшно. Страшно за мою душу. Ведь она только что видела демона, принесшего мое мертвое тело.

Вокруг слышатся испуганные голоса:

— Что это было, черт побери?

— Она мертвая?

— Он ее убил?

— Ты должен был его пристрелить!

— Я не знал, жива ли она.

— Мы только что видели дьявола?

— Проклятье, что он тут делал?

Он нес меня моему народу.

Его могли застрелить. На него могли напасть другие ангелы. Будь я в самом деле мертва, он должен был оставить тело в подвале, где его похоронило бы под обломками. Он должен был погнаться за Велиалом и вернуть себе крылья. Он должен был разрушить планы Уриила и не попасться на глаза другим ангелам.

Вместо этого он принес меня моей семье.

— Это она. Пенрин.

В поле моего зрения возникает Тра-Тру. Он перемазан копотью, вид у него измученный и печальный.

Появляется Оби и несколько мгновений мрачно смотрит на меня.

— Идем, — устало говорит Оби. — Вперед! — кричит он солдатам. — Уводим людей отсюда!

Люди плетутся мимо меня к грузовикам, и каждый бросает в мою сторону взгляд.

Мама крепче прижимает меня к себе, продолжая всхлипывать.

— Прошу вас, помогите положить ее в грузовик, — просит она.

Оби останавливается и сочувственно смотрит на нее:

— Мне очень жаль, мэм, но, боюсь, у нас нет места для... Боюсь, придется ее оставить. — Он поворачивается и кричит солдатам: — Кто-нибудь, помогите женщине забраться в грузовик!

Подходит солдат и пытается оторвать маму от меня.

— Нет! — кричит она, рыдая и извиваясь в руках солдата.

Когда мне уже кажется, что тот готов сдаться и отпустить ее, я чувствую, как меня поднимают с земли и несут. Голова откидывается назад, и я вижу, кто держит меня на руках.

Это малышка Пейдж.

Я вижу грубые швы, тянущиеся по ее щеке к уху. Канареечный мамин свитер косо закрывает швы на горле и плече. Мне приходилось множество раз носить ее на руках, но я никогда не думала, что однажды мы поменяемся местами. Она идет обычным шагом, даже не пошатываясь под моим весом.

Толпа смолкает. Все смотрят на нас.

Пейдж без чьей-либо помощи укладывает меня в кузов грузовика. Стоящий наверху солдат пятится, сжимая в руках винтовку. Люди, которые уже в кузове, беспорядочно толкаются, словно согнанные вместе животные.

Я слышу тяжелое дыхание забирающейся в грузовик Пейдж. Никто ей не помогает. Наклонившись, она снова берет меня на руки.

Она улыбается, глядя на меня, но тут же болезненно морщится из-за растягивающихся швов. Я замечаю среди ее ровных острых зубов волокна сырого мяса.

Хочется зажмуриться, но я не могу.

Сестренка кладет меня на скамейку у борта. Люди поспешно отодвигаются. Появляется мама и садится рядом, положив мою голову себе на колени. Она все еще плачет, но в ее рыданиях больше нет истерических ноток. Пейдж садится у моих ног.

Оби, видимо, где-то рядом, поскольку все в кузове смотрят в одну сторону, словно ожидая приговора. Позволят ли мне остаться?

— Надо убираться отсюда, — говорит Оби. — Мы и так уже потеряли слишком много времени. Сажайте оставшихся в грузовики, и поехали, пока она не взорвалась!

Она? Обитель?

Грузовик заполняется людьми, но каким-то образом вокруг нас остается свободное пространство.

Крики перемежаются выстрелами. Все крепко держатся за борта и друг за друга. Грузовик трогается с места, лавируя среди брошенных машин и набирая скорость.

Мы на что-то наезжаем, и моя голова подпрыгивает на коленях матери. Чей-то труп? Треск стреляющих в воздух пулеметов не прекращается ни на секунду. Я лишь надеюсь, что яростный поток пуль не заденет Раффи, где бы он ни был.

Вскоре после нашего отъезда в охваченное пожаром здание врезается большой грузовик.

Первый этаж обители взрывается, превращаясь в огненный шар.

Во все стороны летят осколки стекла и бетона. Люди и ангелы разбегаются и разлетаются от обители, словно испуганные муравьи.

Величественное здание покачивается, словно в шоке.

Из нижних окон вырывается пламя. Мое сердце сжимается при мысли о том, что Раффи мог находиться в обители. Я не видела, куда он пошел после того, как оставил меня, и могу лишь надеяться, что он цел и невредим.

А затем обитель рушится.

К небу, словно в замедленной киносъемке, поднимается облако пыли, сопровождаемое грохотом, похожим на отзвук бесконечного землетрясения. Все ошеломленно смотрят в ту сторону.

В воздухе кружат орды ангелов, наблюдая за катастрофой.

Грибовидное облако пыли устремляется к ним, и они разлетаются в разные стороны. Роскошный фасад обители валится на груду обломков, и наступает благоговейная тишина.

Ангелы по двое и по трое исчезают в затянутом дымом небе.

Все вокруг разражаются овациями. Кто-то плачет, другие радостно кричат. Люди подпрыгивают и хлопают в ладоши. Те, кто еще недавно был готов направить друг на друга оружие, теперь обнимаются.

Мы нанесли ответный удар.

Мы объявили войну любому, кто осмелится подумать, что может стереть нас с лица земли без борьбы. Сколь бы могущественными ни были ангелы, это наш дом, и мы будем за него сражаться.