Книга Плейбой - Ханна Грей

class="p1">— Я не знаю, что произошло. Она не хочет разговаривать.

Я встаю.

— Что ж, тренер, в этом уж я с ней солидарен.

Когда направляюсь к двери, его голос останавливает меня.

— Если пытаешься вернуть ее, то так себя вести нельзя.

Стоя к нему спиной, я сжимаю кулаки.

— Кто сказал, что я пытаюсь вернуть ее?

— А что, это не так?

— Нет, — я смотрю на него. Думаю, сейчас самое время. — Мне позвонил тренер Монтгомери. Они хотят видеть меня в следующем сезоне. Я ухожу из «Брукса», — я чувствую, как сжимается грудь. — Здесь меня больше ничего не держит. Никто.

Он смотрит на меня какое-то время, прежде чем встает и протягивает руку.

— Ты сделал это, Харди. Поздравляю.

— Вы злитесь? — я пожимаю ему руку. — Потому что это мой последний год?

— Это и было твоей целью, не так ли? Ты много работал ради этого, сынок. И если честно… я подозревал, что тебе позвонят, — он выдыхает. — Они несколько раз просили видеозаписи игр, а также задавали общие вопросы. Я сказал, что им повезет, если ты согласишься, — он замолкает. — Но мне жаль из-за того, что произошло с Эддисон. Правда жаль. Но думаю, это правда, когда говорят «когда закрывается одна дверь, открывается другая», — он медленно садится. — Ты будешь отличным игроком, Харди.

Я киваю и выхожу. Рука касается дверного косяка.

— Спасибо, тренер. За то, что сделали меня лучшим игроком.

Все мечты сбываются. Но ее больше нет рядом. И теперь эта мечта… ну, без нее рядом совсем не похожа на мечту.

Глава 24

Эддисон

Я натягиваю Айле на голову капюшон и прячу

руки в карманах. Сегодня холодно, — 1 градус, и это шок для моего организма. Когда я жила в Новой Англии, зимой это даже не считалось28 холодом. Но теперь, когда привыкла к мягкой зиме Джорджии, это пытка.

— Ты уверена, что хочешь пойти? — тихонько говорит мама. — Нет ничего зазорного в том, чтобы отказаться от поездки. Твой папа поймет.

— Мы пропустили два последних матча, мам, — я вдыхаю поглубже и медленно выдыхаю. — Кроме того, Айла хочет посмотреть на команду папы.

— И на Кэма. Я хочу посмотреть, как играет Кэм, — она вытягивает шею, чтобы заглянуть за спину матери. — Он очень занят, играя в хоккей. Я могу его навещать.

— Ясно, — отвечает мама, потрепав ее по голове.

Мне не нужно смотреть на мать, чтобы знать, что она обеспокоенно косится на меня. Но жизнь не может просто остановиться из-за паршивой ситуации, в которую я себя загнала. Шоу должно продолжаться. И дочки Баррена ЛаКонте должны явиться, чтобы поддержать его и команду.

Даже если это будет убивать меня изнутри.

Едва я распахиваю большую стеклянную дверь и выхожу на улицу, как горячий воздух сменяется морозным. Я чувствую, как сердце начинает колотиться, а ноги подкашиваться.

Я увижу Кэма впервые за несколько недель. И очень отстойно, что я не смогу к нему прикоснуться.

Кэм

Мы разминаемся, и хотя толпа шумит, я слышу лишь глухой гул, а все лица расплываются.

Все онемело. Мое тело. Мозг. Эмоции. По сути, вся моя жизнь.

Я буду топить себя в океанах спиртного и кучах травы и затевать драки, чтобы оставаться собой, если придется. Онемение гораздо лучше, чем думать о ней.

Я живу по инерции. Хожу на занятия. На тренировки. Я появляюсь в день игры. Но как только все заканчивается, я топлю себя во всем, что только могу найти. Я не знаю, что это за чувство в желудке, но оно точно не может быть нормальным.

Проблема в том, что когда я возвращаюсь домой и падаю в кровать, начинается круговорот мыслей, и я почти чувствую ее рядом с собой. Слышу ее голос, дыхание. Ее прикосновения, черт возьми, преследуют меня словно призрак. И когда я закрываю глаза, она прямо там. Но когда просыпаюсь утром, меня настигает холодная, суровая реальность того, что ее нет.

Эддисон вдохнула в меня жизнь. А без нее я чувствую себя ходячим мертвецом.

Игра начинается, и хотя он не должен этого делать, Броуди все еще защищает меня как может. Как бы хреново это ни звучало, я бы предпочел, чтобы он этого не делал. Я бы хотел, чтобы он позволил самому сражаться.

Через несколько секунд после начала игры я завладеваю шайбой и направляюсь к воротам, когда меня с силой впечатывают в плексиглас29. Ублюдок еще и ухмыляться смеет.

— Я сломаю тебе чертову ногу, чтобы больше не мог кататься, — скандирую я, желая подраться.

Он, возможно, подумал, что поступать подобным образом — круто, но я граната, готовая взорваться в любую секунду. И ни перед чем не остановлюсь.

Он снова толкает меня, прежде чем проехать мимо. Двигаясь со всей силой, я врезаюсь плечом в его тело, отправляя в полет, прежде чем он приземляется на лед. Противник торопится подняться, но это уже не имеет значения. Двое товарищей по команде направляются ко мне, как и следовало ожидать.

Один хватает меня за майку, но я несколько раз бью его прямо в нос, прежде чем тот отступает. Когда ко приближается следующий, я наношу удар в лицо, и он отступает, не желая драться.

К этому времени горстка моих товарищей сражается с игроками другой команды, и это превращается в настоящую кровавую баню. Я чувствую, как боль возвращается, но на мгновение, когда избивал этих ублюдков, она притупилась.

Я чувствую на себе ее взгляд и смотрю на ту самую ложу, где раньше всегда сидели Айла и Эддисон, до нескольких недель назад.

Эддисон закрывает Айле глаза руками, защищая от происходящего. Брови сдвинуты к переносице, когда Эддисон незаметно качает головой, и я вижу разочарование на ее лице.

Когда я отворачиваюсь, меня охватывает стыд. Не потому, что Эддисон пришлось увидеть, как я делаю из себя посмешище. Нет, насрать. Она — причина того, что я так себя чувствую.

А потому, что милая девочка рядом с ней скорее всего сильно испугалась. Я никогда не хотел, чтобы Айла видела во мне монстра.

Эддисон

Наконец, игра возобновляется, и после того, как страсти немного утихают, большая часть игроков отбывают штрафные минуты, включая Кэма.

Очевидно, что Кэму больно. И этим он все только усугубляет. Ну что ж, догадайтесь что. Мне тоже больно. Но я не бегаю и не пытаюсь со всеми подраться.

Правда, он этого