Книга Гоп-стоп по-испански - Александр Чернов

пустую бутылку коньяка, которую купил, вероятно, еще в Москве в дьюти‐фри, о чем свидетельствовала валявшаяся на полу фирменная упаковка из магазина беспошлинной торговли.

— Да жив он, жив! — с ухмылкой произнес Гуляев, наблюдая за майором, который хлебнул из бутылки приличную дозу спиртного. — Пьян просто. А это пятно на кровати, что мы за кровь приняли, слюна его. Так сладко спал, что нюни распустил. — И он насмешливо взглянул на меня.

Я почувствовал жгучий стыд. Надо же так опозориться, поднял панику, ни с того ни с сего взбудоражил народ и притащил сюда людей, для того чтобы они полюбовались на пьяную морду полицейского.

Замшелов тоже не удержался от насмешки.

— Паникер, — бросил он презрительно, развернулся и, чуть не сбив с ног стоящего за ним сытого отрока, пошел прочь из номера.

Похоже, меня невзлюбили, во всяком случае, мужская часть нашей группы. И что интересно, хотя белобрысый Люстрин, так же как и я, попал впросак и стоял сейчас с бледным лицом и подрагивающей от пережитого испуга нижней челюстью, его и Замшелов, и Гуляев своими замечаниями обошли, все шишки за ложно поднятую тревогу достались мне.

Потянулись к выходу и «селадон», а за ним и риелтор Люстрин. Я постоял немного, потом взял пульт с тумбочки и уменьшил мощность на всю катушку работавшего кондиционера.

— Простудитесь, — сказал я полицейскому, неуверенным жестом поднесшему ко рту бутылку и сделавшему еще один глоток коньяка, затем развернулся и тоже вышел из номера.

Море

Вчера, измотанный дорогой, переживаниями и событиями, надо сказать, не самыми приятными, лег я рано и сразу же уснул. Проснулся ни свет ни заря, в шесть часов, и не потому, что выспался, а потому, что не спать сюда приехал. Наскоро побрившись, прихватил полотенце, сложил в пляжную сумку воду, солнцезащитные очки, книжку и отправился на пляж. На море в этот час было неуютно, утро только‐только начало разгораться, в природе не было еще тех сочных красок, которые придает ей яркий солнечный свет — серое, без малейшего движения, будто мертвое море казалось хмурым, неприветливым… холодный серый песок, почти пустые лежаки, опущенные зонтики. Но я знал, что это временное явление, и не расстраивался. Пройдут какие‐нибудь два часа, и здесь будет совсем иная обстановка — наполненная разноцветными красками, искрящимися от солнечных лучей волнами, бегущими по ним суденышками и парусниками, кишащими туристами пляжами. Вчерашнее упадническое настроение улетучилось, осталось только чувство стыда перед нашей группой за поднятую панику, но ничего, пройдет и оно.

Я постоял с минуту у кромки воды, потом сделал вперед два больших шага и нырнул в море. С утра вода казалась прохладной, но я, разгоняя кровь, сильными взмахами рук погреб к ограждающей безопасную зону купания линии, очерченной разноцветными поплавками, нанизанными на веревку, и тело быстро адаптировалось в воде. В центре линии, очерчивающей акваторию, относящуюся к нашему отелю, стояла на приколе спасательная лодка. До нее я и доплыл. Подержавшись за край довольно крепкой посудины, немного передохнул и отправился в обратный путь. Выйдя на берег, повалялся на лежаке, обсыхая. Народ потихоньку прибывал, становилось веселее. Близилось время завтрака. На второй заплыв я так и не решился, пусть воздух прогреется до так называемой комфортной температуры, занял место, оставив на лежаке полотенце и придавив его на всякий случай камешками, чтобы ветром не сдуло, и отправился в столовую.

Столовая, или, по местным меркам, ресторан, сверкала зеркалами, кафельной напольной плиткой и посудой. Большой зал с ровными рядами столов, покрытых белоснежными скатертями, был занят лишь на четверть, остальные постояльцы отеля еще спали или уже купались, а возможно, уехали на экскурсии. Обслуживали отдыхающих на раздаче два одетых в белые халаты и колпаки жизнерадостных турка, которые играючи раздавали горячие блюда, холодные же закуски и напитки можно было брать каждому по потребности, как при коммунизме. Между столиками сновали улыбающиеся юноши в бело‐коричневой униформе и с набриолиненными волосами.

Люблю, как говорится, плотно поесть. Я составил на поднос всевозможные салатики, бутерброды, канапе, напитки и только устроился за одним из пустых столов, как к нему подошла и поставила на него поднос невысокая шатенка лет двадцати пяти — двадцати семи с короткой стрижкой. У нее было вытянутое вперед лицо, на котором выделялись большие глаза навыкате и большой губастенький рот. «До каких же пределов у нее раскрывается рот, — хмыкнул я про себя, — если он в обычном состоянии, как сейчас, например, и так‐то до ушей». Но вот нос у губастенькой девицы был неожиданно миниатюрным, превосходной формы, и маленькие розовые ушки. Никогда я не обращал особого внимания на женское ушки, но вот, поди ж ты, засмотрелся. Значит, на самом деле великолепные, если заставляют умиляться. На ней были синие потертые джинсы, желтая футболка и белые кроссовки.

— Разрешите? — спросила шатенка, хотя могла этого не говорить, потому что мое разрешение ей не требовалось, она уже составляла со своего подноса на столик тарелки с едой, а затем уселась по‐хозяйски напротив меня.

— Смотрю, один сидишь, — проговорила она, с ходу переходя на «ты», и с аппетитом принялась за еду. Девица была сама непосредственность, явно не из столицы, потому что столичные штучки так бесцеремонно себя не ведут.

— Да, один, — признался я. — А что, спутника жизни себе ищешь? Если так, то я на роль супруга не гожусь. Я только переспать могу, а когда надоест, брошу.

Говорил я нарочито грубо, чтобы отбить у девицы охоту общаться со мной. Я, честно говоря, положил глаз на Алину, поэтому решил не тратить попусту силы на обольщение других женщин. Моя уловка удалась, девица надула свои и без того большущие губы.

— Очень ты мне нужен! — пробормотала она и, видимо, от расстройства, что нарвалась на хама, стала реже работать ложкой. — Я не сплю с первыми попавшимися мне на пути мужиками.

— Ладно, не обижайся, — проговорил я примирительно. — Шутки у меня дурацкие. Как тебя зовут?

— Маша я, Лебедева, — объявила девица и вновь заработала ложкой.

— А я — Игорь Гладышев… И откуда же такая лебедь белая в теплые края прилетела? — сделал я Маше, на мой взгляд, изысканный комплимент, который, надо сказать, ей понравился.

— Из Сибири я, — ответила девушка, обнажив в улыбке два ряда не очень ровных зубов.

Я тоже показал свои зубы.

— Ого! — удивился я. — Действительно, из холодных краев в теплые прилетела. Давно здесь?

— Со вчерашнего дня, — сообщила девица. — А ты?

— И я вчера прилетел, — ответил я и, опережая вопрос Марии, добавил: — Из Москвы.

— А что же