Книга Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Владимир Иосифович Гурко

было принято народами, населявшими в XVI столетии Центральную Америку, когда они столкнулись с диким, по их мнению, завоевателем в лице Эрнандо Кортеса и нескольких тысяч его последователей. Об ацтеках и инках большинство из нас имеет только самое смутное представление. Остается верить, что правители этих весьма цивилизованных, но изнеженных народов имели полную поддержку своих соплеменников. Однако, по счастью, все ныне происходящее в России доказывает, что не только Троцкий, но и люди, обманутые им самим и ему подобными типами, не имеют ничего общего со здоровыми элементами русского народа и российского общества, хотя в настоящий момент этот факт еще малозаметен.

Накануне 19 декабря его величество после десятидневного отсутствия возвратился из Царского Села в Ставку. Его семейство, за исключением цесаревича, осталось под Петроградом. Во время одной из первых аудиенций я спросил у царя, не считает ли он желательным вместо отдачи обычного новогоднего приказа по армии и флоту незамедлительно издать соответствующий высочайший приказ и в нем дать ответ кайзеру. Император Вильгельм, как видно из его слов, придерживается мнения, что, поскольку общеевропейская война началась по его инициативе и в удобный для него срок, то и ее окончание в момент, выгодный для Германии, также зависит только от него самого. Государь согласился с этим предложением и спросил только, кто должен написать текст приказа. 25 декабря во время обычной аудиенции я представил царю проект, попросив не подписывать его тотчас же, но забрать с собой и возвратить мне на следующий день. Кроме того, я просил его величество обратить особое внимание на следующее: в той части, где указываются причины необходимости продолжения войны, говорится, что жизненные интересы России неотделимы от установления свободы судоходства через проливы Константинополя и Дарданелл и от наших намерений создать свободную Польшу из ее трех ныне разделенных провинций. Я обратил внимание царя на то, что слова «свободная Польша» не являются определением автономии, но означают нечто значительно большее и гораздо более определенное; и на то, что, обнародовав подобный документ, царь принимает на себя ясные обязательства, отказаться от выполнения которых будет уже невозможно. В тот же вечер его величество возвратил мне текст приказа, сделав в нем всего одно добавление. В том месте, где царь обращается к своим войскам со словами «моя армия», он вставил еще «и мой флот». Несомненно, с моей стороны это было непростительное упущение. На полях проекта приказа имелась резолюция: «Представить мне завтра для подписания».

На следующий день царь, подписывая приказ, сказал: «Я помечу его 25 декабря (12-м по старому стилю), поскольку одобрил его вчера, а вчера как раз был Святой Спиридон-поворот[134]. Даст бог, этот приказ как раз ознаменует поворот к лучшему в наших военных действиях».

Святой Спиридон прозван русским народом «поворотом», так как в этот день, 25 декабря, солнце поворачивает с зимы на лето. Увы, поворот действительно произошел очень скоро, но получил совершенно иной смысл и противоположное направление. В тот же день высочайший приказ разослали в войска. Но кроме того, было очень важно, чтобы одновременно с ним ознакомились как наши союзники, так и неприятель. Поэтому было решено перевести текст приказа на французский язык и на следующий день по беспроволочному телеграфу передать в Париж, причем возникла необходимость быстро получить правильный и одновременно буквальный перевод. Не имея времени сам заняться этим делом, я пригласил к себе на квартиру главу французской военной миссии при Ставке генерала Жанена. Его совершенное знание русского языка гарантировало хороший результат. Закончив работу, генерал направил мне французский текст. С некоторыми незначительными изменениями высочайший приказ благодаря радио стал известен нашим союзникам и противникам. Я случайно сохранил телеграмму за № 144, отправленную 28 декабря из Лондона нашим послом графом Бенкендорфом, в которой говорится следующее: «Я счастлив сообщить, что вся британская пресса единодушно и с большим энтузиазмом пишет об высочайшем приказе, изданном нашим государем. Созданное им впечатление глубоко и благотворно. Ничто не могло быть выражено более полно и удачно. Я имел честь быть принятым королем, который конфиденциально выразил мне свое искреннее и глубокое удовлетворение». Подписано: «Бенкендорф». Тем не менее, насколько мне известно, наиболее глубокое впечатление приказ государя произвел на польское общество в самой России. Поляки как в России, так и за границей увидели в словах приказа безусловную решимость российского самодержца урегулировать польский вопрос к полному удовлетворению всего польского народа. Более того, сделать это предполагалось в форме, на которую по собственной воле ни в коем случае не могли согласиться Центральные державы. В результате, как говорили мне сами поляки, в иных польских домах текст высочайшего приказа в застекленных рамах вывешивали на стены. Некоторые поляки видели в приказе залог начала новой эпохи в жизни своего народа. Несмотря на это, события пока не позволили чаяниям польского народа воплотиться в жизнь.

Настоятельная необходимость принятия мер, которые привели бы к увеличению численности наших вооруженных сил, вызванная увеличением длины русского фронта с 1300 до 1700 километров, требовала созыва в Ставке совещания главнокомандующих всех фронтов. Было очень важно выслушать их соображения по определенным вопросам и выяснить, когда и в каких пределах упомянутые меры могут быть реализованы на практике. Также был необходим обмен мнениями и получение сведений, которые бы уже в скором будущем позволили Главному командованию решить вопросы о времени, месте и масштабах наступательных операций, которые следовало запланировать и провести. Их следовало согласовать с пожеланиями и возможностями наших союзников. Теперь настало время для созыва второго совещания для решения вопросов снабжения армии продовольствием и снаряжением. В совещании должны были принять участие не только чины военного интендантства, но и представители различных министерств, и в первую очередь – министерств земледелия и путей сообщения. Поскольку успех всех военных операций в огромной степени зависит от средств, выделенных для их проведения, то это совещание должно было предшествовать совещанию по военным вопросам. Кто-то из свиты императора сообщил мне, что примерно в конце декабря царь хотел бы еще раз съездить в Царское Село. Тем не менее, когда я известил государя о необходимости отложить конференцию командующих, чтобы сначала провести совещание чинов военной администрации, его величество не произнес ни слова, дающего мне понять, что тем самым я расстраиваю его планы. Совещание по хозяйственным вопросам я назначил на 27 декабря; оно обещало стать весьма многочисленным, поскольку требовалось пригласить не только представителей всех фронтов и родов оружия, но и ответственных чиновников тех министерств и ведомств, которые занимались снабжением армии всем необходимым. По причине занятости другими делами для меня было невозможно от начала