Книга Дом Ночи - Дмитрий Геннадьевич Колодан

в узкую щель.

В темноте едва угадывались очертания мебели: высоких книжных шкафов, кресла с гнутой спинкой и массивного письменного стола. Черное на черном. Если не знать, что они там есть, то и не увидишь.

— Кто здесь? — спросила Ива громким шепотом.

В ответ послышалось хриплое ворчание. Девочка вздрогнула. Она не ошиблась: внутри определенно кто-то затаился, и он не обрадовался ее визиту.

— Кто здесь? — повторила Ива, входя в комнату. И снова ворчание в ответ. Ива повернулась на звук. В темноте вспыхнули рыжие глаза, сверкнули белые клыки… Страх и гнев отхлынули, как волна, разбившаяся о волнолом, уступив место разочарованию. Это оказался всего лишь Кинджа, сумчатый волк.

— А, это ты…

Поскольку она уже вошла, не было смысла топтаться на пороге. Ива прошла к письменному столу и среди разбросанных вещей и бумаг отыскала керосиновую лампу и коробок спичек. Подкачав поршень, она зажгла ее, и комнату наполнил маслянистый желтый свет. Такой, что его можно было трогать руками.

Комната еще хранила запах старика: сладковатый и пряный, не слишком-то приятный. Теперь же к нему примешивался резкий запах пыли. У дальней стены стояло старое кресло-каталка, теперь уже никому не нужное. Клетчатый плед грудой лежал на полу, там-то и устроился Кинджа, положив голову на вытянутые лапы. Темные полоски на желтоватой шкуре выглядели так, будто их нарисовали углем.

— Тоже скучаешь? — спросила Ива, а Кинджа ответил глухим ворчанием.

При желании можно было услышать в нем и тоску, и плач и даже попытаться разобрать какие-то слова. Но Ива знала, что выдает желаемое за действительное. Кинджа был всего лишь зверем и не умел разговаривать. Умный и понимающий взгляд на самом деле ничего не значил.

Подняв керосиновую лампу, Ива прошлась вдоль книжного шкафа, разглядывая потертые корешки. Здесь было много, чудовищно много книг — и где только Сикорский их доставал? На полках теснились толстые энциклопедии и справочники обо всех вещах на свете. Потребуется тысяча лет, чтобы все это прочитать. Но теперь Ива не видела в этом смысла. Кто наставит ее в путешествии по пыльным страницам? Кто проведет по запутанным лабиринтам слов? Она умела читать, но в одиночку все равно не справиться.

Истории, которые хранили эти книги, ничуть не походили на сказки, которые рассказывала ей Матушка или Доброзлая Повариха. Сказки, даже самые странные и причудливые, Ива принимала как нечто само собой разумеющееся. Они были музыкой, звучащей у нее в крови. А в этих книгах пряталось нечто, подчиняющееся другим правилам и законам. Как она разберется с ними без Сикорского?

Ива наугад вытащила с полки увесистый том, вернулась к креслу-каталке и забралась в него с ногами. Колеса чуть прогнулись и скрипнули, приветствуя девочку. Вечность назад Ива строила планы о том, как бы изловчиться, стащить у старика каталку и прокатиться на полной скорости по коридору, да так, чтобы ветер свистел в ушах. Но сейчас сама мысль об этом вызвала у нее отвращение.

Ива поерзала на месте. Кресло оказалось неудобным: как бы она ни пыталась устроиться, что-то упиралось то в спину, то в бок, то в шею. И как Сикорский проводил в нем столько времени? А может, кресло просто скучало по своему хозяину и ему не нравилось, что его место занял кто-то другой. Матушка рассказывала, что, когда человек очень долго пользуется какой-либо вещью, та впитывает частички его души и в конце концов у нее даже может появиться характер. Характер у этого кресла был точь-в-точь как у бывшего хозяина.

Ива раскрыла книгу на середине и не удивилась, когда сразу же наткнулась на заметку о сумчатом волке, или по-ученому тилацине. На фотографии печальный зверь склонил голову над пустой миской.

— Смотри, — сказала Ива, показывая Киндже книгу, — тут написано про тебя. Хочешь почитаю?

Тилацин глубоко зевнул, так широко раскрыв пасть, что еще немного, и он бы вывернулся наизнанку. Зрелище не самое приятное, а кроме того, оно напомнило Иве о настоящем джентльмене — она вздрогнула.

— Здесь пишут: последний сумчатый волк умер в зоопарке Хобарта в тридцать шестом году… Это был ты?

Кинджа коротко тявкнул и, поднявшись на ноги, поплелся к выходу.

— Эй! Я не хотела тебя обидеть.

Сумчатый волк не обернулся. Ива захлопнула книгу и едва удержалась от того, чтобы не зашвырнуть ее в дальний угол. В этом и беда с жильцами в доме Матушки Ночи — у каждого из них имелась история, которую они не хотели вспоминать. То, что Доброзлая Повариха однажды назвала Большой Потерей. Любое неосторожное слово могло ранить больнее ножа. Ива догадывалась, что такая история есть и у нее самой, и страшилась дня, когда ей предстоит ее узнать.

Она снова поерзала в кресле-каталке, но удобно устроиться не смогла. А затем Ива вскочила и просунула руку за подкладку. Там что-то было, что-то, что мешало нормально сидеть…

Долго искать не пришлось, однако находка ее озадачила. Ничего подобного Ива прежде не видела — плоская изогнутая палка, украшенная геометрическими узорами и рисунками существ, похожих на ящериц. Довольно тяжелая. Ива понятия не имела, что это такое и почему профессор прятал эту вещь. Это была загадка, быть может, последняя загадка, которую Сикорский оставил ей на прощание. А раз так, стоило ей заняться, пока она не сошла с ума от тоски.

Полет бумеранга

Ива долго бродила по дому, пока не встретила Юстаса, лейтенанта Пропащего Батальона. Скрестив руки на груди, тот стоял у окна и глядел в сторону Леса, как будто кого-то ждал. Высокий и стройный, с печальным лицом и добрыми глазами, он был удивительно красив в синей форме с золотыми эполетами и блестящими пуговицами. Уже не первый раз при виде лейтенанта сердце Ивы на секунду замерло, и она почувствовала, как у нее краснеют щеки и уши. Она гнала от себя мысли о том, что это может означать.

Юстас обернулся на звук шагов и улыбнулся:

— Добрый день, красавица. Выглядишь озадаченной. Что-то случилось?

Ива понятия не имела, сколько ему лет. В доме Матушки Ночи этот вопрос считался невежливым, да и ответить на него было не просто. Она знала, что Юстас пришел сюда раньше профессора. Но если Сикорский всегда был стариком и с каждым годом становится старше, то Юстас совсем не менялся. Менялось только то, каким видела его Ива. Раньше лейтенант представлялся ей большим и взрослым, но сейчас она понимала, что это далеко не так. Не зря Доброзлая Повариха называла его мальчишкой, у которого молоко на губах не обсохло.