Книга Паруса над волнами - Николай Андреевич Внуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так продолжалось до октября 1922 года. Наконец Владивосток был занят регулярными частями Красной Армии. Интервенты бежали. Царский адмирал Старк, оставляя Владивосток, угнал пять старых, небольших кораблей. Одиннадцать самых лучших остались. Скоро к ним присоединились еще пять, прибывших из портов Китая и Японии, да еще пять были возвращены англичанами и американцами.
В 1924 году Добровольный флот слился с Совторгфлотом.
Так корабли, купленные на деньги народа, перешли к народу.
В этом же году Дмитрия Афанасьевича Лухманова назначили начальником Ленинградского морского техникума.
Этот техникум вел свое начало от старинных Петербургских мореходных классов, где Лухманов сам когда-то учился.
Все нужно было строить по-новому. Нужно было изменять учебные программы, «чистить» преподавательский состав, добывать приборы и наглядные пособия для классов.
Два года он занимался этим.
Мечты о парусах давно погасли, только изредка вспоминалась юность, где-то в тумане сознания маячил «дубок» азовского капитана Борзенко, «Мария», идущая, слегка наклонившись на борт под свежим ветром, к пристани Евпатории, злые каспийские штормы, и совсем уже смутно вставали в памяти паруса «Армиды» и грузная фигура капитана «Карлтона» Джона Нормана…
Утром 29 мая 1926 года Дмитрий Афанасьевич, как обычно, пришел на работу. На письменном столе его ожидала почта: несколько писем и телеграмма. Он взял телеграмму, открыл ее.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«МОСКВА. ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ МОРСКИМ ФЛОТОМ СССР.
ПРЕДЛАГАЕМ ВЗЯТЬ ПОД КОМАНДУ ПАРУСНИК «ТОВАРИЩ», КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН СОВЕРШИТЬ УЧЕБНОЕ ПЛАВАНИЕ ИЗ МУРМАНСКА В АРГЕНТИНУ, РОСАРИО»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Он перечитал телеграмму еще раз, не веря глазам.
Задумался.
Потом медленно сел в кресло и вытер вспотевший лоб носовым платком.
Радость, рванувшая сердце, сменилась страхом.
Сможет ли?
Ведь ушли годы. Руки отвыкли от снастей, память отвыкла от их названий… И возраст, проклятый возраст: почти шестьдесят.
Но кто способен, хоть раз возмечтав, от мечты отречься?.
Судьба подбрасывает шанс. Кто знает — быть может, после этого уже ничего не будет… Черт с ним, с возрастом! Руки еще крепки, и тело еще не дает о себе знать. И выглядит он еще… ну, скромно говоря, — на пятьдесят.
Нет, нет. Только согласие!
Он улыбнулся сам себе. Страх прошел. Он загнал его в какой-то глухой уголок сознания.
Только согласие!
Он набил трубку и начал вспоминать все, что знал о «Товарище».
Его звали тогда «Лауристон», а его брата — «Катанга». Оба английской постройки. Оба приобретены царским правительством то ли в четырнадцатом, то ли в пятнадцатом году и превращены в морские баржи для перевозки военного снаряжения из Англии в Архангельск. Потом, кажется, приспособлены под плавучие склады — блок-шифы. В 1923 году решено было один из этих кораблей восстановить и приспособить для учебных целей. Специальная комиссия осмотрела оба судна, нашла, что «Лауристон» — в лучшем состоянии, переименовала его в «Товарища», и ленинградцы начали его ремонтировать. Восстановили быстро, за несколько месяцев. Но почти все лето 1924 года корабль простоял в Ленинграде у набережной Васильевского острова. Только в августе сделал рейс в Англию и вернулся оттуда с грузом угля, В 1925 году его отправили на капитальный ремонт в Гамбург, но во время штормового перехода из шведского порта Лизикиль в Мурманск корабль помял корпус и на нем изорвало все новые паруса и снасти. И вот теперь, значит, снова отремонтирован.
В Аргентину!
В Аргентину, которую он почти не помнит…
Дмитрий Афанасьевич вздохнул, улыбнулся, вынул из ящика стола лист чистой бумаги и написал ответную телеграмму. Очень короткую.
29 июня 1926 года «Товарищ» с грузом кубиков из диабаза для мощения улиц (специальный заказ города Росарио) и пятьюдесятью практикантами на борту вышел из Мурманского порта.
2 июля у мыса Нордкап Дмитрий Афанасьевич отдал наконец команду, которую все ждали с нетерпением:
— Пошел все наверх, буксир отдавать, паруса ставить!
Ледокол, буксировавший «Товарищ» к Нордкапу, поставил парусник в полветра, и экипаж начал натягивать нижние паруса.
Корабль понемногу набирал ход.
И вот наконец отдан буксир, ледокол принял последние письма команды, три коротких гудка, приспущенные и вновь поднятые флаги — и «Товарищ» остался один на просторе Ледовитого океана.
Ветер свежел и дул с запада. Барометр падал. Нордкап таял в тумане.
Три дня подряд гремел шторм.
Команде и ученикам приходилось работать не отдыхая.
На высоте тридцати метров над палубой, упершись ногами в проволочные перты, прижавшись животами и грудью к реям, просунув руки в веревочные кольца, чтобы не сорваться, люди крепили, отдавали, привязывали, отвязывали и меняли паруса. Мокрая, стоящая колом, как железный лист, парусина начисто срывала ногти. Кожа трескалась на ладонях и сгибах пальцев. Клеенчатые куртки и зюйдвестки пробивал ледяной дождь. Шли лавировкой. Для поворотов против ветра чуть ли не каждые полчаса объявляли аврал. Все спали не больше четырех часов в сутки, но никто из курсантов, даже те, кто попал в полярное море впервые, не жаловался.
Вскоре выяснилось, что радиостанция, поставленная на борту, имеет нестандартную волну, «Товарищ» мог принимать сообщения с берега, но его не слышали на берегу…
На помощь пришел норвежский радиолюбитель. «Уловив случайно ваши бесплодные попытки связаться с нашими станциями, я настроил свой приемник на вашу волну, можете ежедневно от шестнадцати до восемнадцати часов передавать свое радио через меня», — предложил он.
На рассвете 26 июля на широте Бергена подул попутный нордовый ветер. Поймав его, «Товарищ» пробежал Северное море и вечером 29-го под всеми парусами подошел к Английскому каналу — проливу Ла-Манш. Из-за односторонней связи с берегом нечего было надеяться получить лоцмана. Пришлось проходить через пролив самостоятельно. Дмитрию Афанасьевичу помог опыт.
Однако с острова Уайт заметили огромный парусник и выслали навстречу лоцмана. Дмитрий Афанасьевич решил щегольнуть перед англичанами выучкой своего экипажа. С мостика полетела команда:
— Повахтенно к своим мачтам, паруса убирать!
Курсанты и матросы разбежались по местам, и через три минуты льняные крылья судна поднялись вверх и красивыми складками неподвижно повисли под реями.
— Марсовые, к вантам! Пошел все наверх, паруса крепить!
Через шесть минут все паруса были закреплены и укатаны плотно, как носовые платки.
Лоцман, поднявшийся на борт, пораженный быстротой работы, пришел в восторг и несколько минут не выпускал из своих лап руки капитана.
— Олл райт! Олл райт! Бьютифул! Фантастично! — повторял он.
Это были дни начала знаменитых международных яхтенных гонок, которые проводятся при участии английского короля. Яхты ожидали старта против города Коус, на северном берегу острова.
