Книга Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков

Натаров. — За три рубля продал какому-то человеку, я его не знаю...

— Опять врете! Кому продали нож? Ну!

— Петром того мужика зовут, фамилии не знаю, с места мне не сойти!

— Где живет, работает?

— Живет на улице Авангардной, в самом ее конце, в халупе. Рядом, возле забора, большая береза растет... — Натаров поднял на меня глаза, спросил: — А что теперь со мной будет?

— Не беспокойтесь, в тюрьму не посадим, но на работу соответствующую бумагу направим. Пусть товарищи по-должному оценят ваш поступок и воздадут по заслугам.

Натаров ушел. В кабинете вдруг стало душно. Я распахнул створку окна. Во дворе сгущались сумерки. С улицы доносились обрывки разговора, шорох ног прохожих. Город жил своей обычной жизнью, и ему не было никакого дела до спирали поиска, которая растянулась до предела и пока не желала сужаться.

4

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул я.

К моему удивлению, в кабинет вошел мой старый начальник и учитель Прудников.

— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, — усмехнулся Прудников и протянул мне руку. — Зазнался, братишка! Дескать, мы и сами с усами...

— Да что вы, Данилович, — смущенно пробормотал я. — Как раз собирался к вам ехать. Честное слово!

— Ну-ну, — недоверчиво посмотрел на меня Прудников, присаживаясь к столу. — Сам вот пришел, без приглашения. Сегодня узнал, что ты уже третьи сутки в Соколове.

— Приехал на подведение итогов работы за девять месяцев и вот застрял. А что у вас нового, Данилович?

— Да что может быть нового у старого пенсионера? Вот сегодня выдался чудесный денек бабьего лета. Часа три провел в парке, как говорят поэты, слушал осень. Теплынь, шелест падающей листвы, запах поздних цветов... Знаешь, под старость особенно остро чувствуешь связь с природой... — И тут же, словно устыдившись своих лирических мыслей, кашлянул и уже другим тоном спросил: — Так что ты хотел от меня?

— Тут вот какое дело, Данилович, — я коротко рассказал Прудникову о событиях ночи на 8 октября и о допросе Натарова. — Меня сейчас интересует этот Петр. Вы его, Данилович, должны знать: живет он на вашей улице.

— Знаю такого, — кивнул Прудников. — Авангардная, девять. Поздняк Петр Викентьевич. Пять лет назад был осужден за групповую кражу из ресторана «Неман». Во время совершения преступления ему не было восемнадцати лет, поэтому срок наказания отбывал в колонии для несовершеннолетних. Сейчас вроде взялся за ум. Работает мастером в телеателье. Жениться собрался. Вот сегодня его дивчина ко мне приходила. Говорит, с каким-то дружком вчера Петро встречался. Подозрительным показался ей этот приятель, боится она, как бы опять Петро на кривую дорожку не свернул. Заходила посоветоваться. Потому я и пришел в отдел. Нужно выручать парня, пока опять не сорвался. А тут вот еще эта финка. На «дело» Петро вряд ли пойдет, а вот кому он финку передал — вопрос! Поедем искать его. Дома Петра нет, я заходил. Вчера у него зарплата была. Поэтому начнем с питейных заведений.

Прудников, покряхтывая, поднялся со стула. Но тут в кабинет вошел дежурный по отделу.

— Из Озерного, товарищ подполковник, прибыл ответ, — доложил он. — Вот, пожалуйста.

Начальник Озерновского РОВД сообщал список связей Курчевского. На телетайпной ленте было напечатано около двух десятков фамилий. Я внимательно прочитал их и вдруг споткнулся на строчке:

— «Поздняк Петр Викентьевич, судимый за кражу госимущества...»

Подчеркнул красным карандашом фамилию Поздняка и протянул листок Прудникову.

— Да-а, вот этого я не знал, — с сожалением в голосе сказал старый оперативник. — Интересно, откуда же он знает Курчевского?

5

В пивном баре возле прилавка стоял высокий лохматый парень в нейлоновой куртке, балагурил с цедившей в кружки пиво буфетчицей, пожилой, но еще миловидной женщиной в халате не первой свежести.

— Петро, нам с тобой потолковать надо, — тронул за локоть парня Прудников.

Тот обернулся, заулыбался.

— Аполлинарий Данилович! — воскликнул парень так, словно дружка закадычного встретил. — Какими судьбами?.. Маша, живо пиво начальнику!.. Ах, да! Забыл, извиняюсь. Сердце есть сердце...

— Нельзя ли потише, Петро? — поморщился Прудников. — Вон, люди на нас обращают внимание... Пойдем на улицу, Петро. Серьезный разговор к тебе имеется.

— Ну, если серьезный разговор, то почему бы не пойти? — Петро залпом выпил поставленную буфетчицей на прилавок кружку пива и, ссутулившись, пошел к выходу.

Когда мы втроем забрались в машину, Прудников сказал:

— Вопрос к тебе, Петро, имеется. С кем это ты вчера днем встречался на улице Горького?

— Да мало ли знакомых... — начал было Петро, но Прудников прервал его.

— Не пыли, Поздняк! — резко сказал он. — Если я у тебя спрашиваю, значит, точно знаю об этой встрече.

— Валюха вам, конечно, рассказала, — вздохнул Петро. — Ну, видел вчера одного кореша. Приходилось встречаться с ним в местах не столь отдаленных...

— Кто такой?

— Эх, гражданин начальник! — опять вздохнул Поздняк. — Не путали бы вы меня в историю с географией, а? Я свое отсидел и теперь — ша! Железно! А вот что пью, так на то причина имеется. Валюха всему виной. Тычет меня тюрягой и хвостом вертит. Ну, сидел я, так что, повеситься мне теперь, что ли? Да я разве убил кого? А за ресторан сполна расплатился — и свободой, и деньгами. Взыскали с меня до копеечки...

Прудников напомнил:

— Ты не ответил на мой вопрос, Петро.

— Отвечу, на все вопросы отвечу! — пообещал Поздняк. — Я сейчас с этими ханыгами ничего общего не имею. Терпеть их не могу! — И попросил: — Поговорили бы вы с Валюхой, Аполлинарий Данилович, а? Уважает она вас, потому послушается. Ну чего она нос воротит? Ей-богу, такую вот житуху прекращаю. Железно! Поговорите, Аполлинарий Данилович. Очень прошу!..

— Ладно, Петро, поговорю, — согласился Прудников. — А сейчас рассказывай. Только честно...

«В четыре часа дня 7 октября я, Поздняк Петр Викентьевич, стоял возле швейного ателье на улице Горького, ожидал работавшую там закройщицей знакомую мне девушку Валентину Соловейчик. Как раз закончилась первая смена, закройщицы и портнихи вышли из ателье, а Валентины все не было.

И тут из-за угла вышел Курчевский Василий. Его я знаю по исправительно-трудовой колонии, где я отбывал последний год своего срока по достижению совершеннолетия. Мы поздоровались. Курчевский