Книга Бернарда - Вероника Мелан

Тот даже не обратил внимания на мой вопрос.

– Ты не знаешь, как она называется?

– Кто называется?

– Музыка эта. Кто поет? Я бы тоже у себя в машине послушал.

Нет, они точно шутники! Стоило воздуху Уровней смениться загазованностью невиданного ими ранее города, как во всех без исключения проявился неуместный авантюризм. Я с сомнением посмотрела на Чейзера, затем махнула рукой на попытки объяснить происходящее и прислушалась к музыке.

– Да, я знаю эту песню – «Garbage» – «Blood For Poppies». Но ты ведь не поймешь ни слова!

– Мне все равно нравится. Достанешь ее мне?

Какое-то время я ошалело смотрела на пустые дорожки сквера. Ну и ну… Принесла гостей на свою голову. Но в этот момент пришла и другая мысль: пусть они были странным, а иногда, оказывается, взбалмошным ребятам, но все равно они оставались родными и надежными. Моей командой.

– Достану я тебе эту музыку. Но все равно вы – черти непредсказуемые! Фиг я вас буду сюда на вечеринки таскать!

Они одобрительно загудели, чувствуя, что я дала слабину.

– И что бы мы без тебя делали? – улыбнулся Чейзер.

– Сегодня бы по углам размазались, – добавил Эльконто.

– Да ладно вам… Не передергивайте, сами бы справились.

Внутри, против воли, растеклась радость от похвалы. И мир вдруг стал теплым и приветливым, в нем было место и для меня – хорошее, удобное, нужное место. Чтобы скрыть смущение, я проворчала:

– Аарон, докуривай уже: там остальные нас заждались.

– Смотри, командует уже! – легко пихнул меня в бок Баал. А Канн улыбнулся.

(В этом отрывке присутствует нестыковка: песня «Кровь для маков» группы «Garbage» вышла в 2012 году, в то время как действия в мире Дины происходят в 2011 году. Автор осознает этот факт, но хотел бы оставить эту композицию, так как Чейзеру нравится именно она.)

* * *

Мне снились длинные темные коридоры, все как один пустынные. Мой бег, шумное дыхание, осколки камней и повсюду лежащие гранаты. Гранаты с выдернутой чекой. Пот заливал глаза, один коридор сменял другой, а я продолжала бежать, наступая на жуткие пузатые предметы, несущие в себе смерть, испытывая панический страх перед скорым взрывом. Слишком много гранат, слишком много. От всех не убежать… И никто не узнает, если погибну, ведь вокруг только холод и тишина. И никто не придет за мной…

Резко вздрогнув, я проснулась в темной спальне.

Миша, сонно вздохнув, положил голову на вытянутые лапы и снова уснул.

* * *

Утро, как ни странно, задалось.

Ночной кошмар почти забылся, солнечный свет вытеснил остатки тревоги, тело чувствовало себя отдохнувшим и полным сил. На постели, поблескивая разнообразными медальками, сидели Смешарики. Не успела я разлепить глаза и прочитать, что за имена появились на значках, как они вразнобой заверещали «Ди дома!», после чего скатились с кровати и на всех парах унеслись на кухню, откуда пахло блинчиками.

К моему выходу из ванной заботливая Клэр уже накрыла завтрак на стол. Я не ошиблась: свежие блинчики с сиропом и ягодами, до которых втихаря пытались дотянуться пушистики.

– Кыш, негодники! Сегодня уже двойную порцию сожрали!

– Лэррошая!

Расчесывая мокрые волосы, я поинтересовалась.

– Что это за новое слово такое?

– Дина! – она всплеснула руками. – Так здорово, что ты дома! А как похудела, Господи, почти как палка стала.… Ну-ка, садись, а то все бегаешь непонятно где. А слово это означает «Клэр хорошая». Подлизы мелкие!

Она рассмеялась.

Ее веселые глаза, белый, вышитый цветами фартук, рассевшиеся на диване Смешарики, залитый утренним солнечным светом камин и стол с блинами – все это я будто увидела впервые. Мой дом. Любимый и знакомый дом, где так тепло и уютно. Почему мы так редко замечаем эти самые чудесные «сейчас»?

В этом маленьком мирке не происходило плохих перемен, здесь всегда было тепло и уютно.

– Может, как освободишься, сходим вместе в этот центр красоты?

Я села на диван между раскатившимися Смешариками и налила себе в стакан сока.

– Сходим, конечно. Давно пора! А что за имена они себе выбрали? Смотрю, значки уже все нацепили.

Фартук с розами повис на спинке стула, Клэр перевязала волосы и села напротив. Ее глаза смеялись.

– Ой, вот уж где умора… Сейчас почитаешь!

* * *

Красота этого утра треснула подобно вчерашней тонкой корочке льда на застывшей луже – неожиданно и хрустко.

Приехал Дрейк.

Один взгляд в его серьезные глаза, одна фраза о том, что сегодня команда будет работать без меня (Аарон уже предупрежден), раздавили остатки спокойствия.

Все. Пришло время последнего эксперимента. Откуда-то из небытия всколыхнулись в голове незнакомые строчки:

Неужели последняя ночь в этом месте?

Утром в путь. Мне за что?

Глупо. Выдумал кто?

И сегодня, скажи, мы отдельно иль вместе?

Забылись блины, забылась радость, осталось лишь сосущее ощущение безнадеги. Почему же так? Ведь утро все еще зимнее и все еще красивое, снег блестит, и жизнь продолжается; тогда почему все это видит кто-то другой, но не я?

– Ты мог просто позвонить, я бы приехала в Реактор. Зачем самому?

Казалось, глаза Дрейка смотрели на это зимнее утро с той же печалью, что и мои – запоминая, но уже не впитывая. Вопрос был глупым. Ему нужна была эта последняя дорога так же сильно, как и мне, даже если эта дорога была битым полотном в ад, по которому катились колеса серебристой машины.

Он повернулся, посмотрел на меня – и в этом взгляде было все: грустная улыбка, горечь, поддержка и одновременно стена. В нем была любовь к этому моменту и желание не думать о следующей минуте. В этот мгновение мне показалось, что мы едем умирать. Вместе.

Аппарат, сконструированный Дрейком, стоял у стены – равнодушный и беспристрастный как судья. Я не стала рассматривать ни его, ни экраны, ни дополнительные модули: мне все равно не понять, для чего они. Вместо этого я рассматривала выложенную материалом, похожим на мрамор, площадку, которую окружали четыре излучателя. Именно на нее мне предстояло встать, чтобы испытать свою судьбу.

А как не хотелось…

Хотелось насладиться морозным утром, забыть о неприятностях, вновь очутиться в прошлом, когда по парковке перед воротами, вид на которую открывался из окна, я проходила беззаботно и легко, не думая о плохом. Тогда все было просто и понятно, тогда все было еще впереди. А много ли теперь осталось впереди? И каким оно будет?

В этот момент дрожали не только руки – дрожало, казалось, все мое естество, начиная с самых глубин.