Книга Брюхо Петербурга. Очерки столичной жизни - Анатолий Александрович Бахтиаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смоленское кладбище сосредоточивает вокруг себя своеобразные промыслы, которыми питается не одна сотня бедняков. Когда с Малого проспекта вы повернете на 17-ю линию, сразу заметите, что здесь уже начинается царство мертвых. По всей улице, направо и налево, попадаются лавки и магазины для продажи памятников; около ворот выставлены напоказ тысячи крестов для покойников; по заборам развешены многочисленные венки; на средину дороги беспрестанно выбегают навстречу прохожим бабы-торговки, предлагая купить «веночек», который они назойливо суют вам под самый нос. Торговки венками арендуют у какого-нибудь домовладельца забор, выходящий на улицу, и развешивают на нем свой товар. Торговля «на заборе» распространена до того, что редкий из них не занят венками.
Кресты для покойников изготовляются особыми мастерами. На дворах у них – целый лес крестов. Каждый рабочий рубит их в день от 3 до 6 штук, а детских так и целую дюжину.
Нищие и разносчики
Богатые могилы украшаются живыми цветами. Недалеко от кладбища существует оранжерея, откуда цветы идут исключительно на могилы.
У самых ворот кладбища, под навесом, сидит несколько дряхлых старух, перед ними кружка с надписью:
«На пропитание богаделенок». Если кто-нибудь из прохожих опустит в кружку подаяние, старухи набожно крестятся и все в один голос произносят: «Спаси, Господи, и помилуй благодетеля нашего!»
Богадельня устроена при кладбищенской церкви, и богаделенки ведут между собою очередь, кому сидеть с кружкою. Каждый день сидят четыре старухи; собранные деньги делятся поровну. На кладбище они слывут под именем поминалыциц. Кроме них этим делом занимаются и нищие, которые вереницами стоят по дорожкам кладбища. В изорванных одежах, нередко с разными физическими недостатками, нищие и нищенки молчаливо ожидают подачки на помин рабы или раба Божьего…
– Смилуйтесь, убогому на пропитанье!.. – обращается к прохожим старик нищий.
Под влиянием элегического настроения прохожие, пришедшие вспомянуть «зде лежащих», щедро оделяют нищую братию. Подавая милостыню, называют и имя усопшего.
– За раба Божьего Ивана!
– За рабу Божью Елизавету!
– Помяни, старичок, раба Божия Николая! – кричит одна поддевка.
Приняв монету, старик творит крестное знамение и, возведя глаза к небу, набожно произносит: «Упокой, Господи, душу раба твоего… во царствии твоем!»
Смоленское кладбище занимает собою площадь в 55 десятин. Для рытья могил организована артель могильщиков. За рытье могилы каждая третья копейка причитается могильщикам, а остальные две копейки идут в пользу церкви.
По средине кладбища – деревянный навес с надписью: «Артель могильщиков».
Под навесом, на стенах, висит множество ключей от склепов, мавзолеев и могильных решеток; чтобы не перепутать, к каждому ключу привязаны деревянные дощечки с надписью фамилии их владельцев.
Отправляясь на работу, могильщик берет с собою «щуп», лопату и ведро. Щуп – это стальная палка, в палец толщины, в сажень длины, на одном конце заострена, а на другом имеется ручка. Прежде чем рыть могилу, могильщик ощупывает место: если щуп идет в почву свободно – значит, там никого нет, а если место занято, щуп стукнет в гробовую доску. Так как Петербург стоит на болотистой почве, то при рытье могилы на дне ее почти всегда бывает вода, которую могильщики и выливают прочь ведром. Впрочем, в летнее время гроб зачастую опускается в могилу прямо в подпочвенную воду. При отдании последнего долга (особенно если похороны богатые), нищие толпятся и около кладбищенской церкви, и возле могилы, чтобы «помянуть добром покойничка».
Нищие
Могильщики, бросив на могилу последнюю лопату земли, обращаются к распорядителю похорон с просьбою «пожаловать на чаек», чтобы было чем помянуть покойного!
Около Смоленского кладбища, по 17-й линии, имеется несколько кухмистерских, в которых справляют поминки по усопшим. Родственники и знакомые умершего с кладбища прямо заворачивают в кухмистерскую с официантами, где, по славянскому обычаю, бывает кутья и блины.
Когда все гости съедутся, последними приходят в кухмистерскую факельщики, которые обыкновенно обращаются к распорядителю с вопросом: «Прикажете помянуть покойника?», т. е. – можно ли принять участие в пиршестве или нет?
Среди факельщиков нередко можно встретить и знакомого нам старика нищего. Попав на богатую тризну, он от избытка чувств благоговейно повторяет:
– Вечная память покойному!
– Вечная память!
Особенно любопытно наблюдать детей-нищих, собирающих милостыню, так сказать, под предлогом своей юности. С ними мы сейчас и познакомим читателя.
II
– Подайте милостыню, Христа ради!
– Пожалейте сироту! – стоя на панели, говорил мальчишка лет десяти, босоногий, в рваной ситцевой рубахе.
«Ах, Боже мой, с таких лет и уже промышляет нищенством! Что же из него выйдет потом!» – подумала какая-то нарядно одетая дама, остановилась возле мальчугана, достала кошелек и сунула ему серебряную монету.
– Спасибо, сударыня!
Изо дня в день маленький нищенка слонялся по улицам, обращаясь к прохожим плаксивым голосом, нараспев. Зимою, бывало, поздно вечером стоял он где-нибудь у забора, съежившись от холода, с красными, как лапы у гуся, руками. По праздникам мальчишка промышлял около церквей.
– Ты опять здесь торчишь! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смел попадаться мне на глаза!
При этих словах городовой схватил мальчишку за руку.
– Дяденька, прости, больше не буду!
– Говорил, не попадайся! А теперь пеняй на себя: быть тебе в Комитете нищих!
– Дяденька, прости… тетка посылает… ведь я не по своей воле!..
– Разве у тебя родных нету?
– Нету… сирота!..
– Ладно, все вы прикидываетесь казанскими сиротами. Ужо в нищенском комитете разберут… Да и с нас тоже ведь взыскивают. Того отпусти, другого отпусти – этак вас столько расплодится, что и удержу не будет!
На этот раз городовой был неумолим и повел нищего в ближайший участок, где о нем и составили протокол.
Переночевав в «клоповнике», куда обыкновенно сажают буйных и пьяных для вытрезвления, нищенка на следующий день был препровожден в «комитет нищих». Понурив голову, плелся по улицам десятилетний мальчуган в сопровождении городового, с рассыльной книжкой под мышкой. Встречные прохожие невольно окидывали его взглядом с ног до головы. На Литейном проспекте какая-то «базарная