Книга Тяжесть венца - Симона Вилар

Уильям Херберт смущенно приблизился к Анне.

– Может быть, я с ней поговорю?

При звуках его голоса рыдания за дверью только усилились. Анна не знала, что и сказать. О том, как сильна привязанность ее двенадцатилетней дочери к Уильяму, она и не подозревала.

Сегодня она наконец-то заговорила с Ричардом о свадьбе юноши с Мэри Вудвиль, и герцог неожиданно не стал ей препятствовать, добавив, что в ближайшие дни пошлет гонца в Лондон. Однако при разговоре присутствовал маленький Эдуард, который тут же сполз со своего стула и убежал разыскивать старшую сестру.

Вскоре он явился к матери с вопросом:

– Кэтти плачет потому, что Уил женится на другой? Но разве может он взять в жены девочку, даже если она такая красивая, как Кэтти?

Анна, почувствовав неладное, кинулась к спальне дочери, но нашла ее дверь уже запертой. Под дверью топтался Уильям Херберт, уговаривая девочку отпереть.

Маленький вестовщик тоже был тут, но ему вскоре надоело слушать однообразное всхлипывание сестры, и он встал у открытого окна, выглядывая во двор.

– Матушка, чьи это цвета на всаднике?

Любимой игрой маленького принца было угадывать по цветам на ливрее, к какому дому принадлежат их обладатели.

– Эдуард, прошу тебя отойти от окна.

Увидев, что он не слушает ее, Анна взяла сына на руки. Малыш указывал куда-то вниз. Анна бросила беглый взгляд туда же.

– Это гонец к отцу. Ах, Боже мой, да не знаю я этих цветов, угомонись, Эд. Уильям, от вас сейчас здесь все равно никакого проку, уведите принца к Фиби.

Сейчас ее волновала лишь Кэтрин. Но когда через полчаса с миддлхемских башен тяжело слетел первый удар погребальных колоколов, она невольно вздрогнула.

Даже Кэтрин соизволила выйти из добровольного заточения.

– Кто это умер? – спросила она и, не дожидаясь ответа, стремглав, перепрыгивая через несколько ступеней, сбежала вниз по лестнице.

Она мечтала стать Изольдой для Уильяма Херберта и старалась вести себя, как и подобает даме, но порой ее живой темперамент брал верх.

Тем временем в замке поднялся переполох. Новость оказалась ошеломляющей. В мир иной отошел король Англии Эдуард IV.

Миддлхем облачился в траур. Торжественная заупокойная месса собрала в церкви замка знать со всей округи. Ричард Глостер, весь в черном, молча стоял перед алтарем, и Анна, поглядывая на него из-под черной вуали, видела, что лицо у него не столь печальное, сколь жесткое и решительное. Она знала, что Ричард не любил брата-короля, и тем не менее нечто в лице мужа ее пугало. Ричард не знал, что она наблюдает за ним, и, пока хор пел «Requiscat»[35]и молящиеся преклоняли колена, уголки его тонких губ поднимались во все более торжествующей улыбке.

В связи с печальным известием в замке все шло вопреки заведенному распорядку. Поминальный ужин был поздним и коротким, со двора постоянно доносился стук копыт лошадей отъезжающих всадников, которых Ричард отправлял в различные замки Севера с печальным известием.

Кэтрин больше не плакала. Из-за кончины государя двор будет долгое время пребывать в трауре и никто не станет спешить со свадьбой ее Уильяма. Анна упрекнула дочь в бессердечности, но та прервала ее неожиданным вопросом:

– Матушка, а кто такой епископ Стиллингтон?

– Впервые слышу это имя.

Девочка задумчиво посмотрела на мать.

– Наверное, он очень важен для герцога Ричарда. Когда я сегодня бегала, чтобы узнать, в чем дело, то видела, как герцог разговаривал с этим противным Рэтклифом у перехода, ведущего на конюшни. Они меня не заметили, и я слышала, что герцог сказал: «Скачите в Бат, загоняйте коней, но без секунды промедления доставьте мне епископа Стиллингтона. Чем скорее, тем лучше, пока никто еще не опомнился». И представьте, матушка, это было сказано еще до того, как он собрал всех в большом зале и объявил о кончине короля Эдуарда – упокой, Господи, его душу!

Спустя несколько дней Анна впервые увидела воочию епископа Стиллингтона. Произошло это ночью, когда она осталась в опочивальне маленького Эдуарда. У его няньки Фиби лежал при смерти отец, и она ушла в деревню; мальчик же, привыкший, что Фиби всегда ночует с ним, плакал и беспокоился так, что Анна предпочла побыть с ним до утра. Сон его был неровен, Анна также несколько раз просыпалась, чтобы утешить его. В середине ночи ей показалось, что она слышит лязг цепей опускаемого моста. К герцогу Ричарду в такое время нередко прибывали гонцы, и она не придала этому значения. К окну она подошла только для того, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. И тотчас увидела идущего через двор Роберта Рэтклифа. Он был окружен своими людьми и нес в руке факел. В его прыгающих отсветах она заметила священнослужителя в лиловой сутане епископа, но без скуфьи на голове, с всклокоченными седыми волосами. Он шел, странно озираясь, а когда споткнулся на лестнице, кто-то из солдат его грубо толкнул. И тотчас вперед выступил Рэтклиф, склоняясь в низком поклоне. Так кланяться надменный сэр Роберт мог только ее супругу. Герцог неторопливо появился из-за каменной балюстрады крыльца и учтиво протянул епископу руку. Анна даже различила голос мужа – негромкий, властный, но спокойный. Епископ что-то ответил, но лицо его по-прежнему оставалось испуганным, за Ричардом он последовал, опустив голову.

Анна нахмурилась. Ее мужа постоянно окружали тайны, она к этому давно привыкла. Однако в последнее время ее супруг был сверх всякой меры озабочен и мрачен. Это его состояние передавалось и Анне. Что это за Стиллингтон, которого необходимо везти под покровом тьмы?

Спальня принца Эдуарда находилась неподалеку от покоев герцога, и поэтому, убедившись, что мальчик крепко уснул, Анна спустя короткое время вышла и, беззвучно ступая, направилась вдоль коридора. Толстые стены не пропускали звуков, редкие масляные светильники бросали красноватые отсветы в завешанный коврами сводчатый проход. Пожалуй, Анна рисковала, тайком пробираясь в башню, где Ричард обычно принимал тайных гонцов, но ею вдруг овладело такое неудержимое любопытство, что она, забыв страхи, кралась до самого входа в кабинет Ричарда Глостера. Дверь внезапно открылась, Анна успела отпрянуть в сторону и, вжавшись в потаенную нишу, увидела Роберта Рэтклифа, который уводил епископа. Слава Богу, со святым отцом ничего не случилось, и сэр Роберт держался с ним теперь вполне учтиво.

Дверь в кабинет Ричарда осталась открытой, и Анна из своего укрытия видела сидящего за столом супруга. Он поднял голову, и Анна, холодея, различила знакомый белоснежный оскал улыбки. Через мгновение улыбку сменил смех, оглушительный хохот, переходящий в пронзительный крик, рев, радостный вой. Опасаясь быть замеченной, она не смела двинуться и вынуждена была наблюдать все это. Лишь когда Ричард наконец немного опомнился и, повернувшись, отошел к ларю, на котором стоял кувшин с вином, она со всех ног кинулась назад в спальню сына и долго не могла уснуть, вглядываясь в лицо спящего ребенка, словно опасаясь увидеть в них черты дремлющего чудовища.