Книга В те холодные дни - Владимир Сергеевич Беляев

Тарасович. Всех напугал. Ты извини, пожалуйста.

— Ничего, я правильно понял тебя. Ты обязан был это сделать. Объясни всем товарищам — и министру и Коломенскому, извинись за панику. Докладывай уверенно, чтобы никаких сомнений. Синяя птица у нас в руках.

— Так ли? — прищурился Пронин.

— Не сомневайся! Лети.

Пронин стал подниматься по трапу. За ним пошел референт Косачева Юра Тихов, неся в руках портфель и клетку с живой белкой — подарком косачевскому внуку Сереже.

Косачев повернулся, широко шагая, пошел мимо самолетов по белому снежному полю к далекой черной точке. Это была его машина. Он шел не торопясь, против морозного ветра, под сотрясающий шум и грохот реактивных авиатурбин.

Проводив Пронина, Косачев решил по пути с аэропорта хоть на часок заехать домой — повидаться с семьей и пообедать.

5

Девочки и жена обрадовались его приходу, засуетились, зашумели. Маруся и Женя стащили с отца шубу и шапку и, как малые дети, наперебой выкладывали свои новости.

— У меня открылся новый талант, папочка, — тараторила Маруся. — Учитель по литературе советует поступать в театральный институт. Я читала монолог Катерины!

В последнее время Клавдия Ивановна все чаще с тревогой думала о здоровье Косачева, хоть он и не жаловался. Иногда, при удобном случае, рискуя вызвать резкий отпор, она тактично говорила ему:

— У тебя усталый вид, Сережа, совсем не жалеешь себя. Какой заводище тащишь, день и ночь только им и занимаешься.

Он хмурился, сердито хмыкал, и она замолкала.

Сегодня, окинув взглядом мужа, Клавдия Ивановна одобряюще сказала:

— Выглядишь молодцом. Не укачало в вертолете?

На этот раз он шутя ответил:

— Здоров, как бегемот. А ну, мать, что есть в печи, на стол мечи. Страсть как проголодался.

— Сейчас, я мигом, — засуетилась жена. — Помогайте, девочки.

Но дочери не отходили от Косачева, наперебой сообщали ему о новостях своей жизни.

— А меня посылают на городскую олимпиаду, — хвасталась в свою очередь Женя. — Наша математичка говорит, из меня выйдет выдающийся математик. Лобачевский в юбке или Софья Ковалевская. Только мне совсем не нужна такая перспектива.

— Глупа ты, матушка, — засмеялась Маруся. — Лобачевский и Ковалевская — это гении!

— А я хочу быть простой смертной. Разрешаешь?

— Обыкновенной дурой? Пожалуйста, если это твоя мечта!

— Клюете друг дружку, как молодые петушки, — любуясь девочками, усмехнулся Косачев. — А что с фигурным катанием? Есть успехи?

— В первую пятерку города выходим, — доложила Женя. — Идем по восходящей линии.

— Поздравляю, молодцы. Смотри, мать, какие орлицы!

Клавдия Ивановна стояла в дверях столовой и с умилением смотрела на дочерей.

— Замучили они меня, спорщицы, — сказала она. — Отпустите отца, а то и пообедать не успеет. Стелите скатерть, несите тарелки!

Девочки принялись накрывать на стол.

Обедали не торопясь, как в праздничный день.

— О чем же у вас спор? — спросил Косачев, шутливо обращаясь к жене. — На какие темы дискуссия?

Клавдия Ивановна почувствовала по настроению мужа, что сейчас было бы неуместным начинать разговор о важных семейных делах, занимавших ее и дочерей, попыталась свести разговор на общие темы, решила схитрить:

— Какие у нас могут быть споры? Все так, по житейским пустякам. А что на заводе? — спросила она мужа, хотя была в курсе всех дел.

— Отличные дела, — сказал жене Косачев. — Скоро узнаете, будут большие перемены.

— А как бедняга Поспелов? — вздохнула Клавдия Ивановна. — Говорят, он никак в себя не придет. Я ему очень сочувствую, он порядочный, интеллигентный человек. Кажется, очень любит сына. Да и ее жалко, такая славная женщина.

Клавдия Ивановна вдруг смолкла и стала вытирать внезапно покрасневшие от слез глаза.

— Извини, пожалуйста, — обернулась она к мужу и засмеялась сквозь слезы. — Глупо плакать. Просто мне жаль их, такая была пара.

Косачев задумчиво молчал.

— Этот ваш Поспелов неприятный субъект, — вклинилась в разговор Маруся. — Видно, не зря жена ушла от него.

— Откуда тебе знать, какой он? — возразила Женя. — Она же другого полюбила. Ты пойми это, Маруська! Знаешь, что такое любовь? Из-за любви человек может такое сделать!

— Ну вот, опять спорят, — сказала мать, обращаясь к мужу. — И так все время. Пора быть серьезными, десятилетку кончаете, о будущем надо подумать.

— Насчет мыслей о будущем у нас тоже полный раскол, — выпалила Женя отцу. — Маруся с мамой хотят в Москву, а я желаю остаться здесь.

Клавдия Ивановна замахала салфеткой, чуть не поперхнулась супом.

— Чего болтаешь-то? Не об этом сейчас речь.

Косачев сделал вид, что не придает этому разговору серьезного значения, пытался обратить все в шутку.

— Говоришь, собираются в Москву? — спросил он Женю и подмигнул ей. — Надолго?

— Да навсегда, — храбро сказала Маруся. — Чтобы там жить, как наша Тамара.

Мать совсем испугалась и сердито покосилась на Марусю:

— Будет тебе!

— Помолчала бы, — поддержала Клавдию Ивановну Женя.

Маруся пожала плечами и с вызовом сказала вслух:

— Что плохого, если человек хочет жить в Москве?

— А в нашем городе разве плохо? — спросил отец, обращаясь к дочерям.

— Не сравнить же с Москвой! — сказала Маруся. — Там всемирно прославленные театры, музеи, институты. Дипломаты, космонавты, блестящая молодежь! А здесь что? Медицинское училище?

Женя вспыхнула, оборвала Марусю:

— Ты просто чистоплюйка!

Косачев, не понимая, о чем спорят дочери, спросил:

— При чем здесь медицинское училище и Москва?

— При том, что я хочу в Москву, — капризно повторяла Маруся.

— Я и сам люблю Москву, прекрасный город. Но, по-моему, вовсе не обязательно всем жить в Москве.

— А мне хочется, — упрямо твердила Маруся. — И я не скрываю этого.

— Ничего несбыточного в твоем желании нет. Но есть и другие мнения. Не так ли, Женя?

— Есть! — серьезно откликнулась Женя. — Я все время спорю, но их большинство: два голоса против одного.

Косачев чуть приподнял бровь, что означало удивление:

— Два голоса? Маруся и мать? Ну, если дело дошло до голосования, я отдаю тебе свой голос. Теперь уже два на два.

— Что, съели? — обернулась Женя к сестре и матери. — А к тому же глава семьи имеет два решающих голоса. Вот!

Клавдия Ивановна, не зная, как выйти из неловкого положения, мягко сказала мужу, стараясь замять разговор на эту тему:

— Не слушай ты их, балаболок. Это же серьезное дело, нельзя так: хочу туда, хочу сюда. Как сам решишь, так и будет.

Косачев засмеялся:

— Ладно, мать, не волнуйся, нам с тобой нечего бояться. Хоть так, хоть этак, а нас не разлучишь: куда иголка — туда и нитка.

Совсем некстати зазвонил телефон.

Косачев, вытирая губы салфеткой, поднялся из-за стола, взял трубку. Молча выслушал чьи-то сбивчивые, тревожные слова, кратко прервал разговор:

— Сейчас приеду.

Он не выдал никакого беспокойства, пошел на место за стол, хотя жена поняла, что