Книга Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов

Ярославна не ответила и снова пристально посмотрела на огнищанина. Якуб чувствовал себя неловко под этим взглядом, но, не понимая его, молчал.

– Сколько раз ты ходил в Поле?

– Четыре, – быстро ответил Якуб.

– Добре его ведаешь?

– Прошлым летом пешком все прошел. И пути и яруги мне ведомы…

– На реке Тор бывал?

– Приходилось.

– Игорь там в плену…

Якуб промолчал.

– Злы на нас поганые? Как думаешь?

– Еще как злы! – усмехнулся Якуб. – Тудор побил зятя Кзы: с сотню поганых всего ушло, две тысячи в полон попали, а еще более костьми легли. Зять Кзы убит, сын – тоже… – Якуб осекся, спохватившись, но княгиня сделал вид, что не заметила. – Роман, воевода Святослава, побил Кончака: там поганых ушло поболее, чем у Тудора, но и осталось на поле с три тысячи. Полон у Романа тоже большой. Думали Кза с Кончаком, что коли Игоря с войском взяли, то некому земли русские оборонить, и здесь им добыча великая будет. Шли по шерсть, а вернулись стриженые.

– Коли злоба их на Игоря выльется? Убьют князя!

– Не должны, – испуганно сказал Якуб. – Серебра сколько за него назначили!

– Могут и не посмотреть на серебро, – вздохнула Ярославна. – Князя надо выручать! Пойдешь в Поле?

– Войска нету. У поганых там не одна орда.

– Пойдешь без войска.

– Один?

– Кузьма с Вольгой в свою сторону отпросились, напоследок обещали службу справить. Возьмешь их и охотников, коли найдутся, лошадей поболее. Войско поганые сразу заметят, а малая ватага может и проскользнуть. Подумают: купцы. Василько возьмешь с собой.

– Помилуй, княгиня! – Якуб упал на колени. – В Поле да без войска, да после сечи с погаными – верная смерть. Пусть я, старый, сгину, но сыновца оставь. Последний из рода!

– Твой Василько убил сына Кзы! – жестко бросила Ярославна. – Обезоруженного, просто по злобе. Мы могли поменять ханского сына на моего – и Владимир был бы здесь! Василько хотел убить моего воеводу и только божьей милостью не смог. Вольга его простил, но я – нет! Что бывает тому, кто покушается на княжьего воеводу, знаешь?

Якуб подавленно молчал.

– Пусть сыновец искупит вину, коли хочет жить! И не последний он в роду.

Якуб смотрел на Ярославну, не понимая.

– Знаю, обиду таишь, что детей твоих из полона не выручили, – продолжила Ярославна. – И обида та правая. Потому еще два лета назад я велела дать наказ купцам, что ходят в наши земли, искать твоих детей. Два дня назад приехали купцы…

На Якуба было больно смотреть.

– Живы они! – сердито сказала Ярославна, чувствуя, как у нее подступает к горлу – сейчас это было нельзя, но сдержать не было сил. – Все пятеро! В Царьград их продали, потому долго сыскать не могли. Служат у ближних бояр василевса Андроника, сыты, одеты, здоровы…

– Княгиня! – Якуб снизу тянул к ней руки.

– Купцы говорят, что выкупить можно. Патриарх царьградский Григорий вместе с Андроником велели христианам в этом деле препон не чинить. Только нынешние хозяева хотят детей отпускать: отроки твои умные, работящие; дочки – красивые. Хоть и малы еще, а цену за них назначили большую – по двадцать гривен за отрока и по тридцать – за дочек.

– Мне столько не собрать! – хрипло сказал Якуб. – Даже, коли все земли продам. А без земель – зачем их сюда! На паперть, милостыню просить?

– Вызволишь Игоря – дам тебе и земли и серебро! Пока он там, единой ногаты не получишь – не гневайся! Самой надо на выкуп.

– А коли сгину там? И до князя не доеду?

– Выкуплю детей. Дам им твои земли в отчину – пусть живут! Крест целую!

– Матушка!

Якуб повалился к ее ногам и стал целовать сапоги. Ярославна поморщилась и, положив руку ему на плечо, заставила встать. По морщинистому лицу огнищанина бежали слезы. Но блеклые, выстиранные временем, глаза сияли.

– Ты вот что, – медленно сказала Ярославна. – Коли выйдет все удачно, сделаешь так…

* * *

Подавала Меланья. Марфуша только подошла к столу с тарелками, как Вольга сразу забрал их и усадил ее рядом. Марфуша не сопротивлялась, сразу уткнулась опухшим от слез лицом Вольге в грудь, да так и осталась сидеть. Меланью тоже не отпустили: Микула, выждав пока она поставит на грубо отесанную столешницу баклагу и простые глиняные кубки, взял ее за руку и подвинулся.

– Нельзя с боярами! – застеснялась служанка, но Микула не отпустил.

– Садись, коли велят! Бояре этого желают.

Кузьма кивком подтвердил его слова. Меланья, зардев, робко присела на лавку. Кузьма разлил по кубкам.

– Доброй нам дороги! – выдохнул Микула, поднимая свой кубок. Но не успел допить, как Марфуша завыла, не отрывая лица от груди Вольги.

– Я… я… С тобой…

По растерянному лицу Вольги было видно, что он уже не знает, что ей говорить.

– Баб на войну не берут! – спокойно сказал Микула, с хрустом разгрызая луковицу. – Так что нечего тебе, бояриня, рюмзать.

– А я хочу на войну! – взвизгнула Марфуша. – Пусть меня убьют, но только чтоб с ним рядом!

– Минздрав тебя, Аким, предупреждал! – вздохнул Кузьма. – Говорил: не трогай девочку! Нет же…

– Он не трогал, не трогал! – всхлипнула Марфуша, обнимая Вольгу-Акима за шею, как бы защищая его от Кузьмы. – Я сама… Я все равно б к нему пришла, даже если б не позвал! Я, как только увидела его…

– Зачем тебе с нами? – спросил Кузьма.

– Я хочу с Вольгой…

– У него там есть суженая. А две жены нельзя.

– Я хоть со стороны буду смотреть!

– Не получится! – снова вздохнул Кузьма.

– Станете друг дружке волосья драть, да глаза выцарапывать! – подтвердил Микула. – Два мужика бабу не поделят, а уж бабы мужика… Правда?! – склонился он к Меланье.

Та вместо ответа только промокнула глаза концом убруса. Некоторое время за столом было тихо. Мужчины ели, женщины придвигали им миски со снедью. Марфуша оставила грудь Вольги в покое и сидела рядом, прислонившись щекой к его плечу.

– Доброе вино! – похвалил Микула, осушая очередной кубок.

– Откопали змеевик, – пояснил Кузьма. – Нагнал пару бочек впрок – для раненых. Хотя с ними и без меня обошлись. Тудор привез своих лекарей, бабки какие-то из весей пришли. Посыпают раны белым порошком, говорят: трава – дереза. Пыльца растения, как я понимаю. Кровь сразу останавливается, рана подсыхает. Если не зашить, то шрамы будут глубокие, но здесь шрамов не боятся. Конечно, если живот проткнут, то никакая дереза не поможет.

– Я в монахини пойду! – вдруг выкрикнула Марфуша. – Буду людей лечить!