Книга Замок в облаках - Керстин Гир

Она бросилась навстречу ему и многочисленным молодым Барнбрукам, которые в полном горнолыжном снаряжении поднимались к отелю с парковки. Многие гости с самого утра отправились на горнолыжный спуск в Эволен и теперь потихоньку возвращались. Хотя Эми обожала горные лыжи, она не поехала с ними из-за Эйдена. Ну и, конечно, из-за Эллы и Гретхен, которые, к сожалению, прекрасно выглядели, в том числе и в лыжных комбинезонах.

– Я, как сейчас, вижу обновления в инстаграме Гретхен с хештегами #селфивкреселке #сладкоеличиковшапке и #какзаставитьмальчиканеститвоилыжи… – пробурчала Эми и напряжённо уставилась себе под ноги, пока Эйден, нагруженный тремя парами лыж, проходил мимо нас в направлении лыжного подвала. – Пусть только не воображает себе, что мне есть дело до того, что он попирает ногами моё разбитое сердце.

И тут я вспомнила свой вчерашний разговор с той славной девушкой в серёжках с кухни.

– Слушай, но ведь может быть, что вы просто неправильно поняли друг друга! – воскликнула я. – Вероятно, он вообще не заметил, что ты в него влюбилась. Потому что ты, так сказать, тайком подложила ему своё сердце в укромный уголок, вместо того чтобы открыто вручить его.

– Я спросила его, хочет ли он пойти со мной на новогодний бал! – зашипела на меня Эми.

– Знаю. Но, может, он понял это как-то иначе. Может, он решил, что ты жалеешь его, потому что он глухонемой. И что язык жестов ты учишь именно поэтому.

– Зачем ему выдумывать эту чушь, ведь он знает, что я из себя представляю!

Я пожала плечами:

– С каждым бывает, что зачем-то выдумываешь себе всякую чушь.

На подъездную площадку перед входом в «Шато Жанвье» вышел Виктор Егоров. Он встал рядом с Романом Монфором и взглянул на свои наручные часы. Теперь они уже вдвоём явно чего-то ждали. Альпийские галки, весь день описывавшие над нами круги, теперь всемером уселись на козырёк вертящейся двери и завели между собой выразительную беседу.

Монфор с отвращением поднял на них глаза.

– Ненавижу этих гарпий!.. – прошипел он сквозь зубы. – Настоящие летучие крысы.

Хуго-одноногий обиженно возмутился: «Кьярр! Кьярр!» Остальные же птички продолжали весело верещать: «Юп-юп-юп!», не обращая внимания на оскорбления. А если бы они были внимательнее во время наших утренних бесед, то сейчас могли бы небрежно ответить директору отеля: «Цыц, невежда!» – и тем ввергнуть его в ступор. Хотя нет, у них в запасе имелось оружие получше. Как по команде они разом взвились в воздух, и кто-то из Хуго что-то уронил… И это что-то большой белой кляксой расплылось на плече чёрного пиджака Романа Монфора. Ухо тоже немножко забрызгалось.

– Плюх! – с чувством глубокого удовлетворения произнесла я, однако моя реплика потонула в ужасающих ругательствах директора отеля.

Ему пришлось слегка почистить пиджак носовым платком и этим довольствоваться, ибо в эту минуту на подъездную площадку отеля медленно вкатил чёрный лимузин. Из него вылезли двое мужчин. Очевидно, именно их ожидали Егоров и Монфор. Из окна своего номера 301 всю эту картину через объектив своего фотоаппарата внимательно наблюдал господин фон Дитрихштайн. Я очень надеялась, что момент с белой кляксой он тоже запечатлел.

– Интересно, да?

Я не заметила, как Тристан оказался между мной и Эми, и от неожиданности вздрогнула.

– Наблюдать за тем, как четверо мужчин пожимают друг другу руки? Да нет, не особенно.

– Даже если у одного из них бронированный чемоданчик, прикованный цепочкой к руке? – В голосе Тристана, как всегда, звучал беззаботный интерес.

– Ой! – Теперь и я заметила.

– Внутри наверняка находится то самое знаменитое колье, которое этот русский подарил жене на годовщину свадьбы, – предположила Эми. – Она наденет его завтра на новогодний бал.

Я удивлённо посмотрела на неё. Похоже, в отеле не осталось ни одного человека, который был бы не в курсе истинного имени так называемых Смирновых и их ювелирных изделий.

Тристан кивнул.

– Легендарный голубой бриллиант «Надежда», – тихо добавил он. – В нынешней огранке его вес составляет невероятные тридцать пять целых пятьдесят шесть сотых карата. Огранка «подушка», обрамлён двенадцатью бриллиантами чистейшей воды, в оправе из восемнадцатикаратного белого золота. Когда-то принадлежал Екатерине Второй. После Октябрьской революции, в течение нескольких десятилетий, считался утерянным.

Четверо мужчин тем временем направились к вертящейся двери и один за другим скрылись за ней.

– На этом бриллианте якобы лежит проклятие, – продолжал Тристан. – Легенда гласит, что в семнадцатом веке его украли из тайного храмового комплекса в индийском городе Мадурае, где он играл роль третьего глаза золотой статуи богини Кали.

– Как интересно! Откуда ты всё это знаешь? – восхитилась Эми.

Тристан пожал плечами:

– О знаменитых драгоценностях я знаю более или менее всё: дедушка рассказывал мне эти истории, когда я был маленьким. С индийской богиней Кали лучше не связываться. Жаль, что грабители семнадцатого века этого не знали. Не случайно Кали носит юбку из отрубленных рук и держит в ладонях меч и чашу, наполненную кровью. Это богиня смерти, одержимая жаждой разрушения, а её обязанность – сохранять равновесие в мире. Неудивительно, что её третий глаз никому не принёс счастья.

Эми передёрнуло:

– Я бы не хотела надевать этот камень!

– Однако он сказочно прекрасен, – ответил Тристан и, улыбнувшись, посмотрел наверх, на окно номера 301, которое господин фон Дитрихштайн как раз закрывал. – И чрезвычайно фотогеничен.

– И очень востребован, – добавила я, потому что в этот момент господин Хубер из номера 117 пересёк подъездную площадку и вошёл в вертящуюся дверь, явно следуя за Егоровым, Монфором и приезжими. Откуда он вдруг взялся?

– Это уж точно, – тихо согласился Тристан. – На чёрном рынке камень вполне реально продать за ту же цену, что и на официальном аукционе. В мире полно богатых безумцев, которым плевать на закон. Они бы отдали всё на свете за то, чтобы напялить этот бриллиант на себя. Абсолютно всё!

О господи! А я ведь только что более или менее успокоилась и засунула подальше свою манию преследования (вместе с воображаемой шапочкой из фольги).

– Прекрати пугать нас! – огрызнулась я на Тристана, краем глаза поймав изумлённый взгляд Эми.

Тристан тонко улыбнулся.

– Русское слово «надежда» говорит само за себя, – ответил он и красиво запрыгнул на снежную стену. – Кстати о надеждах. Эми, ты ведь в курсе, что Эйден в тебя влюблён? Парень просто слишком горд и не может тебе в этом признаться, потому что боится, что ты будешь общаться с ним из жалости. – Тристан даже не остановился, чтобы посмотреть, как недоверие на лице Эми сменялось смущением, а затем – неописуемым восторгом, а просто легко соскочил со стены, неторопливо пересёк подъездную площадку и скрылся в отеле.