Книга Высшая степень обиды - Тамара Шатохина

Потому что сразу определила классическую шоковую «травму наблюдателя», видела, что включился один из трех механизмов реагирования – борьба. Не ступор и не бегство. Он, как мог и умел, боролся за вашу жизнь. Это моя врачебная ошибка, Зоя, – я не поняла сути и масштаба случившегося. Может быть, и даже – скорее всего, сказалось мое личное отношение к изменам, я позволила ему влиять... это моя вина. В общем… травматическая ситуация не закончилась для него до сих пор. Нужен целый комплекс противошоковых мероприятий, в том числе – работа с психологом.

– С плавсоставом точно все? – осторожно уточнила я.

– Да… скорее всего, потому что подвижек никаких – причина в его самоедстве. Ему нужно оправдание, а того, что он сочтет приемлемым для себя, просто нет. Все-таки это было его ошибкой – включиться в эту игру, а последствия получились страшными – и для вас и для него.

– Послушайте… доктор, да – я пострадала не меньше, чем он. Прошла по краю, можно сказать. Как и вы (я так понимаю вашу позицию) в полную его безвинность я не верю. Где-то он заигрался… и что-то неудачно совпало. Но в том, что того, что сейчас делается с ним, он не заслуживает, вы убедили даже меня. Просто поговорите с ним вот так же, как сейчас со мной – не щадите. Я знаю, что ему проще, когда все прямо и честно, даже если больно… – выдохнула я и продолжила:

– Роза Давлятовна, хотя бы завтра еще не говорите ему о мед.отводе – всего один день. И поговорите с Павлом Антоновичем. Тоже так, как со мной – он почти наша семья, с ним можно. Вы сказали – опасаетесь за физическое здоровье… это же, наверное – сердце? Он никогда не жаловался, но все бывает первый раз, так может его нужно в госпиталь? И проверить на всякий случай?

– Я могу не говорить… – задумалась она и прикинула: – Сколько…? У них корабельный ремонт… без дока, правда – мелкий, но в море точно пока не пойдут. Значит – неделя-две. Дня три могу потянуть, потом нужно докладывать, чтобы решали с замещением.

– А вы ведете историю болезни?

– Конечно. Но для всех… мы распиваем чаи. У него трудный период, а у меня неудачный опыт семейной жизни. Два неудачника. А что даст нам это время?

– Есть мысли. Я еще обдумаю и обязательно скажу вам. Спокойной ночи... а препараты? Вы назначили ему снотворное?

– Да, – вздохнула она, – и не только. Пытаюсь исправить… Но просто медикаментозного лечения недостаточно.

– Спасибо за разговор. Отдыхайте. Уже поздно.

Время приближалось к десяти. Пашка сова и спать ложится поздно. Значит, у меня еще было время покопаться в интернете и поискать хотя бы что-то о состоянии психологического шока и путях выхода из него. Часа через два я выпила таблетку дополнительно, потому что голова гудела и пухла… и если все, что было в прочитанных статьях – правда, то проблема Усольцева еще глубже, чем описала мне Роза. Или она специально щадила меня? Потому что описание воронки травмы вырубило мой мозг на несколько минут. Пялилась в стену, а мыслей не было – только тоскливое отчаяние, нахлынувшее слишком сильно и полно… Я верила публикациям и вместе с тем не могла представить в роли такой жертвы Усольцева. И на этой мысли попустило – решила, что многое должно зависеть от личности. Явно же у сильной личности намного больше шансов благополучно выбраться из этой воронки. А если немножко помочь…

На звонок в первом часу ночи Паша ответил сразу же:

– Что, Зоя? – беспокоился его голос.

– Паша, а как там у вас с Саней? – поздоровавшись, начала я вполне мирно.

– Я же просил тебя… – взвился он сразу. И я, естественно – тоже:

– Да, блять, Пашка! Что у тебя с Санькой?!

– Через две недели развод, – со злостью отрезал он.

– Мне жаль… – захотела я расстроиться и не получилось. У меня была цель, а теперь она стала казаться верной вдвойне.

– Все равно мне, что тебе жаль! Я просил тебя не лезть?

– Не психуй, пожалуйста. Ты живешь в общаге? – уточнила я.

– Ну? – растерялся Пашка.

– Собери, пожалуйста, сейчас самое необходимое – и к нам... Усольцеву. С сегодняшнего дня ты живешь там. Будет выступать – скажи, что половина жилплощади моя, и я настаиваю. Дальше… завтра подойди, пожалуйста, к Давлятовне, только чтобы был запас времени. Она все расскажет, пообщаетесь профессионально. И если будет возможность, купи ей от меня цветы… только не самые дорогие, а самые свежие. Ладно?

– Ну, ладно – цветы. Ничего не хочешь объяснить?

– Нет. Ты же своим не делишься? И еще – что-то мне подсказывает, что вы с ним сейчас приметесь за то, чего не доделали в прошлый раз. Так вот – Усольцеву категорически нельзя спиртного. Поймешь после Розы. Ну, вот… теперь все.

– Понял. Не совсем, но… сделаю.

– Держись, Паша, – сбавила я тон, – я понимаю, что тебе сейчас паскудно не меньше, а то и больше, чем ему, да и мне тоже. Вместе вам будет легче – вот увидишь.

– А это ты…? – начал он.

– Ну, это все! – отбилась я.

Будто бы – все. И можно бы спать. Но картины, нарисованные в специальной литературе, сводили с ума, стоило только вспомнить. Мне нужно было убедиться…

Минуту послушала длинные гудки, пока не поняла, что почти не дышу. Глупый порыв – звонить ему. Наверное, хватит волнений на сегодня. Только вот... потискала телефон в руках, покрутила и удалила Усольцева из черного списка – крохотная положительная эмоция на чашу весов его здоровья в противовес возможной болезни. Маленький шаг навстречу... не Усольцеву, а новому желанию хоть как-то понять его. Он справится, сейчас я была уверена в этом, а вместе с Пашкой – точно. А мне нужно подумать, но только не сегодня.

Отложила телефон и укрылась, улеглась... Штору забыла вернуть на место. И ладно – проснусь раньше... если усну. Прозвучавший звонок не то, чтобы стал неожиданным... просто понимала уже, что сил на еще один разговор просто не осталось. Пускай бы потом...

– Зоя? Ты? – услышала я взволнованный голос Виктора, – не понял сразу, что звонок – шумела вода.

– Паша теперь будет жить с тобой.

– Зоя, – голос Виктора вдруг стал решительнее.

– Извини... я очень устала.

– Отдыхай тогда.. спи, родная...

Я нажала отбой. Пока не могу – пока еще нет. Хотя бы не сейчас – сегодня с информацией точно перебор. И слишком сложно все, слишком все еще неоднозначно… Но голос живой... живой голос. И улыбнулась – а каким он должен быть у живого человека? Еще одно образное выражение.

Глава 32

Мы с Артемом стояли и разглядывали друг друга. Я только что просушила перед зеркалом волосы и вешала фен на крючок в одном из коридоров водного корпуса. А он спустился со второго этажа, увидел меня и подошел поздороваться.

– Все погано, Тема? – догадалась я о причине его усталого вида и излишне сосредоточенного выражения на осунувшемся лице. Он даже не попытался улыбнуться или отрицать что-то – кивнул и отметил в свою очередь: