Книга Гибельный день - Эдриан Маккинти

— Выпейте чаю, и будем готовиться, — обратился к Бриджит начальник участка.

— Хорошо, — ответила она слабым голосом.

Начальник участка и одна из женщин-полицейских увели Бриджит. Она даже не попрощалась со мной. Я будто окаменел, не зная, что делать дальше. Из оцепенения меня вывел Моран:

— Исчезни, Форсайт. Мы начинаем действовать.

— Заметано, — ответил я, взял со стола его сигареты и зажигалку и вышел из комнаты.

Побродил по участку и отыскал констебля, который прослушивал звонок. На вид смекалистый и сговорчивый — как раз то, что мне нужно.

— Слушай-ка, парень. Я частный детектив, работаю на Бриджит Каллагэн. Окажешь одну маленькую услугу? Мне нужен адрес Слайдера Макферрина, он живет в Бангоре. Возможно, он замешан во всем этом деле. Скорее всего, он один из тех, кто украл эти ваши телефоны.

— Вот как? Слайдер… как?

— Макферрин. Живет в Бангоре.

— Хорошо, — ответил парень, однако не тронулся с места.

— Парень, услуга за услугу: я называю имя, ты говоришь мне адрес, и я пойду проверять. Может, это и тупик, но обещаю сообщить обо всем, что раскопаю.

— А кому ты сообщишь?

— Тебе лично.

— По рукам. Посмотрю, что можно сделать. Посиди пока тут.

Я сел на стул в коридоре и прикрыл дверь в комнату, в которой два копа смотрели немецкое порно.

Полицейский вернулся.

— Слайдер Макферрин? — еще раз уточнил он.

— Да.

— Настоящее имя — Джеймс Макферрин. Живет с матерью в доме номер шесть на Килрут-Вью-роуд в Бангоре. Думаешь, он замешан в похищении?

— Уверен.

— Ну что ж, вполне может быть…

— В каком смысле?

— По нынешнему делу ничего определенного сказать не могу, но смотри в оба. Дурная семейка. Он один из шести братьев. Старшего убил его собственный подручный, мамаша рулит контрабандой виски. Джеймс сидел в тюрьме Мейз за убийство, изнасилование и нанесение тяжких телесных повреждений. Вышел на волю по великопятничной амнистии. Воровских делишек за ним не числится, так что не знаю, он ли участвовал в краже телефонов, но отморозок редкостный.

— Спасибо, приятель.

Я вышел на парковку. Снова шел дождь. Водосливы здесь были узкие, как щели, чтобы террористы не смогли проползти по трубам и взорвать полицейский участок из-под земли. Площадку постепенно заливало водой, и одинокий полицейский пытался ножной помпой откачать воду из самых глубоких ям. Жалкое зрелище.

— Помоги, а? — обратился ко мне полицейский, приняв меня за детектива в штатском.

— Извини, не могу! — отмахнулся я.

Из полицейского участка я отправился искать такси и через несколько кварталов нашел стоянку рядом с концертным залом Ольстер-холл. Из здания только что вышел один из проповедников возрождения — доктор Маккой, приехавший из американской общины Боба Джонса. В Белфасте пользовались популярностью собрания «возрожденцев». В жизни доктор Маккой выглядел еще более подозрительно, чем на плакатах, а его сопровождающие были настолько пьяны, что денег у них явно не осталось ни гроша — даже на такси. Я обогнал их.

Водитель черной машины мне обрадовался.

— Я тут торчал целых десять минут! — пожаловался он. — Думаю, твои приятели дожидаются второго пришествия…

Я рассмеялся каламбуру и назвал ему адрес в Бангоре.

— Я смотрю, у тебя зеппелиновская футболка. Знаешь, а ведь именно в Ольстер-холле «Лед Зеппелин» исполнили свою «Лестницу в небо» в первый раз!

Я признался, что не знал об этом, и добавил, что заплачу пятьдесят фунтов сверх счетчика, если он заткнется, и еще пятьдесят, если поедет в Бангор так быстро, как будто за нами гонятся все силы ада.

Арктический ветер сдувал черный дым с труб килрутской электростанции и гнал его в сторону бледных силуэтов домов, видневшихся в мрачной северной части Бангора. Грязная морская вода лениво накатывалась на берег, смешиваясь с песком; воздух во всей округе был пропитан чадом и гарью. Шлаковая пыль повсюду: на бельевых веревках, стенах, на всех открытых поверхностях, как будто золотое навершие огромной трубы, изрыгавшей дым, совершило нечто богомерзкое с мрачным и безрадостным городом.

Дождь ненадолго прекратился. Дети уже играли в футбол, взрослые сидели на раскладных стульях и беседовали — в Северной Ирландии нужно спешить использовать редкие перерывы между ливнями.

Люди, высыпавшие на улицы, были протестантами. Я знал об этом не потому, что они выглядели иначе или одевались как-то по-особенному, не как католики. Любой, кто говорит, что может отличить ирландца-католика от ирландца-протестанта, всего лишь взглянув на них, — лжец, потому что треть всех браков в Ольстере заключается между католиками и протестантами. Нет, подсказками для меня послужили бордюры, окрашенные в красный, белый и синий; граффити, изображавшие короля Вильгельма; граффити в память о битве на Сомме и флаги, висящие на углах домов: шотландский Андреевский крест, «Звезды и полосы», «Юнион Джек», флаг Ольстера и флаг Израиля со звездой Давида. Если и были тут католики, они предпочитали не высовываться.

Я постучал в дверь дома № 6.

Дверь открыл ребенок лет десяти, одетый в залатанный свитер, с нагловатым взглядом.

— Чего надо? — вежливо спросил он.

— Ищу Слайдера, — ответил я.

— Ушел он, — кратко сообщил парнишка.

— А куда?

— Не знаю.

— А кто знает?

— Мама.

— Она дома?

— Вернется минут через пять. В магазин пошла. Зайдешь?

— А мама ругаться не будет?

— He-а. Все в порядке.

Я прошел за ребенком в муниципальную квартиру.

Лампа с разбитым плафоном освещала узкий коридор, заваленный всяким барахлом: скейтбордами, роликовыми коньками, мячами для крикета. Парнишка открыл дверь слева, и я прошел за ним в гостиную. Дощатый пол, голые стены, а посередине комнаты было нечто вроде гротескной статуи из папье-маше. Другой ребенок, немного младше первого, обклеивал статую слоями мокрой бумаги.

— Боже правый, что это? — испугался я.

— Да это гребаный папа римский, а ты что думал, а? — ответил первый ребенок.

Я пригляделся. Голова папы лежала на подставке из какой-то старой клееной фанеры и пустых коробок из-под водки и была сработана довольно грубо: нарисованная маркером борода, на лице красовалась кое-как намалеванная кривая ухмылка — такое зрелище могло испугать кого угодно. Фигура в натуральную высоту была обернута в белое полотно, голова принадлежала скорее куклуксклановцу, чем главе католической церкви.

— Нравится? — спросил меня младший.