Книга Розамунда, любовница короля - Бертрис Смолл

Он вызывающе уставился на них, словно подначивая возразить, что и сделал сэр Оуэн:

— Вы поступили бесчестно, милорд. Мне следовало бы послать за человеком лорда Невилла и отдать лошадь ему.

— Но вы этого не сделаете, — бросил Логан. — Невилл плохо обращается с лошадьми, как вы, должно быть, уже слышали. Я просто спас вас от несчастного конца торгов. Человеку графа нужен боевой конь. Мне — жеребец-производитель.

Так или иначе, я все равно перебил бы цену лорда Невилла, Разве мои деньги хуже английского золота, милорд?

— Дело не в деньгах, а в порядочности, — пояснил сэр Оуэн. — Откройте кошелек и выложите деньги на стол, чтобы я видел.

Логан небрежно рассыпал монеты по столешнице. Оуэн отсчитал условленное количество и уже хотел было вернуть шотландцу остальное, но, к его удивлению, вперед выступила Розамунда и проворно сгребла золото.

— Поскольку, милорд, вы были готовы отдать все, что у вас есть, следует наказать вас за обман. Как видите, я, как женщина рассудительная, нахожу шотландские деньги ничем не хуже английских.

Хепберн разразился смехом, таким заразительным, что даже глаза у него повлажнели.

— Розамунда, мы не можем так поступить, — упрекнул Оуэн.

— Еще как можем! Вспомните, милорд, для чего они предназначены! Ваш хитрый шотландец наверняка провел бы нас, если бы мог. Поэтому следует отобрать у него все деньги.

— Оставьте себе, — кивнул Логан, вытирая слезы. — Каждый раз, госпожа Фрайарсгейта, когда я начинаю считать, что вы стали мягкой и покорной, как те ягнята, что пасутся на ваших холмах, вы поражаете меня новой выходкой. Вижу, ваши коготки по-прежнему остры. Ничего не мажешь, вы достойный противник!

Он поклонился супругам и встал.

— Не стоит меня провожать, я сам найду дорогу. И возьму животное с собой, если дадите расписку в получении денег.

— Этим займется Эдмунд Болтон, — коротко ответил Оуэн.

Хепберн из Клевенз-Карна снова поклонился.

— Доброго вам здоровья. Я с надеждой жду нашей новой встречи, госпожа.

— Теперь я начинаю понимать, почему ты так не любишь этого человека, — процедил Оуэн сквозь стиснутые зубы после его ухода. — Он смотрит на тебя, как на вкусный обед, который собирается долго смаковать.

На этот раз рассмеялась Розамунда.

— Да вы никак ревнуете, милорд? — поддела она, гладя его по щеке. — Он не надул нас, Оуэн. Заплатил хорошую цену за жеребца, так что теперь мы сможем послать деньги с гонцом Кейт, когда тот приедет осенью. Я довольна и, думаю, ты тоже.

Оуэн нагнулся и впился губами в ее губы.

— Да, я ревную, любимая. И при каждой встрече вспоминаю, что Хепберн хотел тебя. Мне сказали, что он еще не женат.

— Зато женаты мы. Давай выбросим из головы этого грубияна и будем наслаждаться друг другом, — зазывно прошептала она.

— Да, любимая, — кивнул Оуэн. — Я должен помнить, что ты моя. И что он остался ни с чем.

Глава 12

После лета тысяча пятьсот шестого года и визита Оуэна ко двору Розамунда получила всего одно письма от Екатерины Арагонской. Та с радостью сообщала, что король разрешил ей проводить больше времени с принцем Генри. Похоже, разница в их возрасте становилась не столь заметной по мере того, как взрослел наследник.

Принц был внимателен к ней и очень добр, называя ее на людях «моя дражайшая и обожаемая супруга, моя любимая жена». Между Екатериной Арагонской и молодым принцем завязалось нечто вроде симпатии. Король, видя, что происходит, решил разлучить парочку, ибо все еще не был уверен в том, что брак состоится.

«Я уверена, — продолжала принцесса, — что он не хочет этой свадьбы. Меня снова отослали в Фулхемский дворец, хотя король заявил, что я могу жить в любом из его домов, какой предпочту. Но мне не по карману содержание Фулхема, и я написала об этом королю. Почему он не понимает моих затруднений? Теперь мне ведено осенью возвращаться ко двору. О, Розамунда, что со мной будет? Я начинаю бояться, хотя искренне верю во всемогущество Господне и в то, что его Пресвятая Матерь защитит меня и убережет от зла. Но в последнее время моя вера невольно поколебалась, за что я должна молить Бога о прощении».

— Невыносимо! Почему они играют с ней в кошки-мышки? Какая несправедливость! — вознегодовала Розамунда.

Гонец от принцессы прибыл только в ноябре и привез поразительные новости. Зять Екатерины, эрцгерцог Филипп, внезапно скончался в возрасте двадцати восьми лет. Ее сестра Хуана, королева Кастилии, была вне себя от горя. И без того подверженная припадкам безумия, она окончательно помешалась и решительно отказывалась верить, что ее муж мертв. Мало того, не разрешала его похоронить и, открыв гроб, страстно целовала разлагавшийся труп. С огромным трудом придворные уговорили ее похоронить мужа по христианскому обряду.

Король Фердинанд немедля завладел Кастилией, поскольку было очевидно, что Хуана больше не оправится от удара. Править она тоже не могла, и королем стал ее восьмилетний сын, провозглашенный Карлосом I Кастильским.

Дед был объявлен регентом, получив назад Испанию. Екатерине, однако, это мало чем помогло, ибо приданое по-прежнему не выплачивалось.

Розамунда и Оуэн отдали посланцу деньги, вырученные за жеребца, и вложили в кошель дружеское письмо с наказом прислать гонца весной. Они собирались и дальше помогать принцессе.

— Продадим ягнят! — объявила Розамунда. — Ах, Оуэн, если бы я только была богатой наследницей с мешками золота в сундуках! Но я всего лишь скромная хозяйка Фрайарсгейта! Мое богатство — в отарах овец, стадах скота и земле. Как по-твоему, станет Екатерина королевой Англии? Бедная девушка, и это несмотря на ее высокое происхождение!

Поздней весной тысяча пятьсот седьмого года обе дочери Розамунды праздновали свои дни рождения. К облегчению родителей, они росли крепкими и здоровыми малышками. Куда бы ни шла Филиппа, Бэнон топала следом, покачиваясь на толстеньких ножках. К концу лета Розамунда снова была беременна и постоянно впадала в отчаяние.

— Еще одна дочь, я уверена, — повторяла она. — Почему я не могу родить тебе сына, Оуэн?

— Мы ничего не узнаем, пока не родится малыш, — урезонивал ее муж, — и я буду рад третьей девочке, главное, чтобы вы с ней были живы и здоровы. Мне доставит огромное удовольствие выдавать их замуж, пока твой дядя Генри рвет на себе волосы из-за того, что я пренебрег его сыновьями.

Розамунда невольно рассмеялась.

— Да, он будет вне себя от бешенства, видя, как мои дочери унаследуют Фрайарсгейт, — согласилась Розамунда. — Я слышала, что Мейвис ощенилась очередным бастардом, хотя мой дядя признал его своим.

— А как мы назовем ее, если в самом деле родится девочка? — спросил ее муж.

— Первую мы назвали в честь моей матери, вторую — в честь твоей. Думаю, я назову ее Элизабет, в память нашей королевы, которая была так добра ко мне. Это девочка, Оуэн.