Книга Погадай на дальнюю дорогу - Анастасия Дробина

– Куды – брат... Любовь! До гробовой доски! Вечерами я только с им ложуся!

До самой Солянки Маргитка не сказала ни слова. Менять данную Паровозом кредитку ей не хотелось, и она отдала девчонке свою шаль. Та посмотрела изумленно и, не поблагодарив, кинулась в щель между домами, видно, боясь, что «благородная мадама» передумает. Маргитка быстро, почти бегом пошла вверх по Солянке.

Старик-извозчик дожидался в Спасо-Голенищевском. Маргитка взобралась в пролетку, обхватила плечи руками. Хрипло сказала:

– Вези.

– Куда везть-то? – сочувственно спросил извозчик. – Обратныть на Грузинскую?

Маргитка задрала голову, ища солнце. Было около пяти часов вечера.

– Нет. На Калитниковское кладбище отвези. Тут недалече.

До самого кладбища Маргитка сидела не шевелясь, глядя в одну точку, и вздрогнула от окрика извозчика:

– Приехали, барышня!

Подняв голову, она тупо, словно пробудившись ото сна, посмотрела в заросшее пегой бородой лицо старика. Чуть было не спросила: «Куда приехали?» – но, оглядевшись, увидела ограду и церквушку кладбища. Стоял теплый вечер, садящееся солнце тянуло лучи сквозь листву старых лип, повсюду стайками толклись комары. Со стороны церкви доносился слабый колокольный звон.

– На. – Маргитка подала извозчику кредитку Паровоза. – Да смотри дождись меня здесь, я недолго.

– Многовато даешь, хозяйка. – Дед недоверчиво рассматривал пятирублевую бумажку. – Не пробросаешься?

– Не своя, не жалко. Смотри дождись!

Выйдя из пролетки, Маргитка пошла в сторону кладбища. Извозчик проводил ее глазами, еще раз осмотрел кредитку, на всякий случай перекрестился на церковь и привычно задремал.

Маргитка пошла на другой конец кладбища, туда, где дикие заросли лопухов и лебеды закрывали старые могилы, а кроны старых лип сходились над головой в плотный зеленый шатер. Проходя мимо часовни, она по привычке бросила взгляд на треснувшую плиту, хотя и знала, что сегодня Илья не придет точно. В избушке Никодима тоже не было никого, и дверь была приперта заступом. Маргитка продралась сквозь полынные дебри, спугнула ежа, копошившегося в лопухах, пролезла сквозь пролом в кладбищенской стене и, цепляясь за торчащие из земли корни деревьев, начала спускаться в овраг.

В овраге, как всегда, не было ни души. В зарослях лозняка посвистывали пеночки, над коричневыми камышинами дрожали стрекозы, блестела зеленоватая вода кладбищенского пруда. Маргитка запрокинула голову. В просвете между ветвями вязов синел лоскут неба. Поглядывая на поросший розовым иван-чаем склон оврага, Маргитка начала раздеваться.

Сначала она свирепо, докрасна натерлась крупным, серым песком. Ополоснулась из пригоршни, сорвала стебель иван-чая и, скрутив его жгутом, долго терлась и им. И лишь после этого, зайдя по грудь в теплую, как парное молоко, зеленую воду, наплавалась в пруду до головной боли.

В дом на Живодерке Маргитка прибежала уже в сумерках. Никаких объяснений по поводу своего полдневного отсутствия у нее заготовлено не было, но, войдя в калитку, она убедилась, что расспрашивать ее сегодня никто не будет. Почти все мужское население дома сидело во дворе. В доме слышались встревоженные женские голоса, мимо Маргитки, едва не сбив ее с ног, пронеслась Катька Трофимова. Маргитка поймала ее за рукав.

– Эй, что случилось?

– У матери твоей началось! – выпалила Катька.

– Господи, давно?

– Полчаса как! Я за повитухой! Тебя отец искал!

Маргитка побежала в дом. Там суетились цыганки, мелькали полотенца, кипятилась вода. Приставая то к одной, то к другой, Маргитка выяснила, что еще днем Илона была весела и здорова, готовилась ехать с хором в ресторан, смотреть на Дашкин «дибют», вместе с Настей в сотый раз расставляла в талии гроденаплевое платье и уже собиралась натянуть его на себя, но, подняв руки, вдруг охнула, опустилась на пол и заявила: «Вон мужиков из дома!»

Настя тут же развила бешеную деятельность. В считаные минуты все мужчины были выгнаны во двор, вслед за ними отправились дети и молодые девчонки, и дом заполнился пожилыми цыганками. Илону уложили в кухне на полати, а обнаруженный за дверью Митро был с проклятиями выставлен из дома, несмотря на настойчивое желание последнего лично проконтролировать рождение ребенка. Сейчас Митро стоял посреди двора в одном сапоге на босу ногу и вопил:

– Чертова баба, выбрала время! Сто раз ей говорил, рожай с утра, так нет! Как в ресторан идти – здравствуйте! И вот куда я теперь поеду?

– Ничего, Трофимыч... – Кузьма сочувственно подал ему второй сапог. – Ей не в первый раз, управится.

– Знаю я, как она управляется! – Митро, прыгая на одной ноге, натягивал сапог. – Полон дом девок, восемь голов на мою шею! И что – сейчас опять то же самое? Хватит с меня! Никуда не поеду! Сам буду смотреть, кто там вылезет! Если опять баба – убью обеих! Что я – Савва Мамонтов, приданое на них собирать?!

– Морэ, а как без тебя-то? – осторожно спросил сидящий на перекладине лестницы Илья. – Кто «Сияла ночь» петь станет?

– Вот ты и споешь! – отрезал Митро. – И не маши руками, вытянешь. Эх, жалко, на Дашку твою не посмотрю... И Настька тоже ехать отказывается, говорит – с Илонкой побудет, вроде у нее самой тоже так было. – Митро мучительно скреб обеими руками волосы. – И что, господи, за день такой – сто рублей убытка... И Яков Васильича, как на грех, нету... Да ты смотри у меня там! – Это уже адресовалось Кузьме. – Чтоб за вино не смел хвататься, когда господа предлагают! Надерешься, потом тебя домой волочить – позора не оберешься.

– Отвяжись, – огрызнулся Кузьма.

– Ну, и все тогда. Собирайтесь. Да, Смоляко... Гришку своего дома оставь, куда ему с такой мордой – как яйцо пасхальное... И когда только я от вас ото всех избавлюсь, господи прости?!

На последний вопрос Митро Илья отвечать не стал. Голова была забита сегодняшним Дашкиным выступлением, и то, что Настя не едет с ними, всерьез беспокоило Илью. Он отчаянно боялся провала дочери, хотя днем, аккомпанируя ей на гитаре, убедился, что поет Дашка верно и все ноты «дотягивает» как положено. Выбранный Дашкой романс, несмотря на то, что он был новым и модным, Илье совсем не нравился. Дочери он не говорил ни слова, но с Настей спорил до хрипоты: «Совсем вы с ума сошли! Что она в этой песне понимать может? Его не всякая-то певица в годах споет! Вот все вы, хоровые, полоумные! Сто раз слышал – вылезает девчонка десяти лет, в позу встанет, шалью обмотается, и – „Ста-а-арасть, как ночь, мне и им угрожает...“ Тьфу!»

Настя смеялась, но переубеждать Дашку не собиралась. Да и сама дебютантка, кажется, ничуть не была обеспокоена. «Ничего, дадо, – успокаивала она отца. – Спою».

Илья огляделся, ища дочь. Дашки нигде не было видно, зато на глаза ему попалась Маргитка, сидящая на крыльце и глядящая в одну точку. К ней подошел нахмуренный Митро:

– Где тебя носило?