Книга Выйду замуж по любви - Мила Ваниль

Яра ошарашено поблагодарила. В пакете обнаружились брюки из легкой ткани бежевого цвета, белая рубашка, коротенькие чулки, больше похожие на носки, и еще две тряпочки непонятного назначения. Яра долго вертела в руках два треугольника на веревочках и мягкие полусферы с кружевами на лямочках. Она поняла, что это местное белье, но как его правильно надеть, чтобы не опозориться?

— Яра, ты скоро? — спросил за дверью Леня.

Выхода не было.

— Лень, а Лень… — жалобно попросила Яра, — зайди сюда, пожалуйста.

Она молча показала ему тряпочки, сгорая от стыда. Но не маму же его звать! Эмма Петровна уверена, что Яра — дочка профессора, а Леня знает, что она «потеряла память». И кроме него ей никто не поможет.

Леня улыбнулся и покачал головой:

— Ох, Яра… Неужели правда не помнишь?

Она замотала головой, закусив губу.

— Ладно, смотри. Это трусы. Вместо панталон. А это лифчик, его надевают на грудь, вместо твоего панциря.

— А где мои… вещи? — выдавила она.

— Я их спрятал, матушке будет сложно объяснить…

— Лень…

— Чего еще?

— Лень, я в лифчике все равно ничего не поняла…

— Ох, Яра… Халат сними. Да не надо так на меня смотреть, у тебя там еще футболка.

И точно. А она и забыла. Яра бросила халат на край ванны и замерла, боясь пошевелиться. Отчего-то кроме стыда она испытывала какое-то странное и неведомое прежде чувство. Ее потряхивало, она ощущала мурашки на коже, но не от холода или страха. К.н.и.г.о.е.д.нет

— Спиной повернись, — велел Леня. — И запоминай. Потом наденешь его на голое тело.

Он приложил «чашечки» к груди, заставил Яру продеть руки в лямки, потом потянул за нижнюю, отчего лифчик плотно прижался к телу, щелкнул замочком.

— Смотри-ка, точно твой размер. Только лямки подтянуть надо. Сейчас.

Он что-то сделал, отчего «чашечки» потянулись наверх, поднимая грудь.

— Не жмет?

— Не-е-ет… А как я застегну его сама?

Василиса сказала бы, что она совсем потеряла стыд.

— Другие женщины как-то справляются. И я справился, хоть у меня одна рука в гипсе.

Она повернулась, и у нее перехватило дыхание. Ленины глаза были так близко. Красивый медовый оттенок. Как она раньше не замечала, какие красивые у него глаза? И взгляд… Такой теплый, такой ласковый. Кажется, щеки стали еще алее, как будто можно смутиться сильнее.

— Ох, Яра… — прошептал он. — Ты играешь с огнем.

Она опустила голову и неловко пошатнулась, попытавшись нащупать пальцами застежку на спине.

— Ладно, я сейчас отвернусь, а ты наденешь трусики и накинешь лифчик. — Он сам расстегнул застежку. — Повернешься ко мне спиной и скажешь, что готова. Понятно?

— Да.

Потрясающее изобретение эти трусы. И почему она родилась не в этом мире? Ей нравилось тут все больше и больше. Для верности Яра надела еще чулки и брюки, которые тоже оказались впору. Широкий пояс плотно облегал талию, а свободный покрой делал их похожими на юбку.

— Готова, — сообщила она, прикрыв грудь лифчиком.

Леня быстро застегнул его и вышел из ванной. Яра плеснула в лицо холодную воду. Все равно не остудить — щеки горят. Правда, гораздо больше ее волновало томление в груди. Рубашку она примерила и сняла. Нужно спросить, как ее можно погладить, ткань была мятой.

На кухню Яра пришла в футболке, с рубашкой в руках. Леня разливал по чашкам чай.

— А утюг у вас есть?

— М-м? Тебе зачем? А, понял. Есть, конечно. Погладишь после завтрака. Садись.

— Нет, мне нужно поблагодарить твою маму. Где она?

— В гостиной.

Эмма Петровна сидела на диване и примеряла Чапе какую-то одежку. Чапа смирно терпела, хотя Яра никогда не видела, чтобы собак одевали.

— А, деточка! Подошло? — Эмма Петровна бросила на нее внимательный взгляд.

— Да, спасибо большое.

— Я рада. Рубашку погладить надо, ты ее тут оставь. Я Ленечке буду гладить, и тебе заодно. Как тебе комбинезончик? — она подняла собачку, демонстрируя обновку.

— Очень красиво. Спасибо большое.

Яра положила рубашку на диван и ретировалась на кухню.

— Эмма Петровна погладит… — сообщила она Лене. — Что это с ней?

— К сожалению, моя матушка весьма прагматичная женщина, — пояснил Леня. — Потеряшка без имени и адреса и дочь профессора медицины — это две большие разницы, как говорят в Одессе.

— А Одесса?..

— Город такой. Ладно, ешь. Приятного аппетита.

— Спасибо. Ух ты, блинчики! А с чем?

— С творогом. Слушай, а вот интересная вещь получается…

Леня прищурился, и Яра чуть не подавилась блинчиком, потому что его взгляд стал каким-то хищным.

— Какая вещь? — спросила она, подхватывая языком сладкую творожную начинку, вылезшую с другого конца блинчика.

— Одежду ты не помнишь. Телевизор не помнишь. А еду помнишь.

— А у нас еда такая же, — брякнула Яра, потеряв бдительность.

— У вас?

— Ну… Эм… В этом… в прошлом? — она смутно припоминала, как Леня объяснял ее «потерю памяти» Потапычу.

— Да? Ну, может… — он медленно помешивал чай ложечкой, которую держал в левой руке. — Яра, а в какой стране мы живем?

Она испугалась по-настоящему. Леня что-то заподозрил, иначе не смотрел бы на нее так подозрительно и не задавал бы такие вопросы.

— Я… ну… не помню, — соврала она.

— Назови хоть один город, — предложил он. — Твоя героиня где-то жила, правда? Та, кем ты себя сейчас представляешь?

— Да, но… — Яра отложила блинчик и тяжело вздохнула. — Ладно, я не знаю.

— Не знаешь? Почему?

Леня не отставал, и она поняла, что сейчас самое время признаться во всем. Не поверит? Ничего страшного. Но обманывать больше нет сил.

— Я не теряла память, — прошептала Яра едва слышно. — Я из другого мира.

Отчего-то Яре хотелось верить. Леня смотрел в чистые голубые глаза — и не видел в них ни капли фальши. Может, она сама убеждена в том, что говорит? Все же диссоциативная фуга, но перенос не исторический, а фантастический? Говорил же Витька что-то о попаданках. Кажется, в это тоже играют. Есть же толкиенисты. Наверняка, есть и другие группы по интересам. Да, но если бы Яра потеряла память, заместив ее другой, она пугалась бы «незнакомым» вещам. А она вроде как осознает, что жила в одном мире, а переместилась в другой. Мало того, ее не пугает сам факт перемещения, она легко адаптируется к новым условиям.