Книга Княгиня Ольга. Пламенеющий миф - Елизавета Дворецкая

«Однако в полюдьи времен Игоря, Ольги и Святослава центр тяжести сместился отчасти с религиозных, ритуальных и магических функций на функции экономические и социальные…» – отмечает Фроянов. Мне же думается, не столько институт полюдья видоизменился сам по себе, столько переменились собирающие его – ко временам Игоря князь-воин как минимум добавился к фигуре князя-пахаря (условно, Мала), а уже скоро и уничтожил его, оставшись единственным лицом, имеющим право на поборы. Но – тоже другие.

В чем состояла суть родовых князей, мы уже рассмотрели в разделе о природе княжеской власти у древних славян. В ту эпоху князь мыслился не главой аппарата принуждения, а отцом своего рода-племени. Он не занимался никаким отчуждением собственности у свободных общинников – все они были его дальние родственники, а фигурально – потомки. Раз в год – вероятно, осенью, после сбора урожая, – он объезжал свою землю, устраивал ритуальные пиры в каждой общине, приносил жертвы, призванные обеспечить и в будущем хороший урожай. Возможно, «председательствовал» и на свадьбах, которые тоже справлялись по обычаю осенью. Есть один глубоко архаичный момент, который с трудом воспринимает современное сознание – оно связано с явлением, известным как «право первой ночи». Корни его растут из темных глубин древнейшего родового быта. Глава рода считался носителем духа первопредка-прародителя; именно он должен был вложить в новую жену, приведенную в род из чужих, способность производить на свет новых членов рода. Поэтому именно с этим лицом, главой рода, невеста проводила первую ночь, а уже потом поступала в распоряжение мужа, сакрально «подготовленная» к выполнению своей основной задачи. Из этого на Западе выросло феодальное право (не несущее в себе уже ничего, кроме распутства облеченных властью), а в обрядах старинной русской свадьбы сохранилось, что прежде жениха на брачное ложе должен ненадолго прилечь кто-то из старших – его отец, дядя, дружка и так далее. Вполне возможно, что древнейшая свадьба не могла состояться без участия князя-прародителя, и это участие он обеспечивал благодаря ежегодному объезду. А из этого, уже позабытого со временем обычая, могло возникнуть представление о невиданном многоженстве князя. Но такую функцию мог законно осуществлять только тот князь, который был или хотя бы мыслился прямым и старшим потомком первопредка (вероятно, божественного).

Таким образом, в права и обязанности «князя Мала» (в чьем лице выступает родовой князь) входило обеспечивать племени связь с богами и предками, передавать плодородие, плодовитость и всякое изобилие. В его работу входило исполнение ритуальных трудовых процессов, участие в пирах, разбор споров и конфликтов, обеспечение роста населения (в сакральном смысле). За это он получал дары – добровольные приношения, скорее всего, натуральным продуктом, не считая того, что его со спутниками общины содержали всю осень. По некоторым данным, дары эти состояли в «платье» от каждого члена семьи – то есть, вероятно, по отрезу домоткани, достаточного для шитья сорочки, и каждый такой отрез символизировал одного из членов «рода» в масштабах всего племени (одежда – символ самого тела). Но это был «семейный прием», сакральное взаимодействие предков и потомков, не имевшее никакого отношения к эксплуатации. Возможно, этот объезд и назывался полюдьем, может, гощением. А места, входившие в маршрут объезда – погостами?

Совершенно иную природу имели поборы князя-вина. Князь-воин всегда был чужаком – этническое его происхождение здесь значение не имеет, будь он хоть из обров-аваров, хоть из хазар, хоть из варягов. Будучи чужаком, он не мог и не имел права участвовать в тех священных пирах, на которых угощали родового князя. Князь-чужак занимался простым отъемом ценностей в свою пользу по праву завоевателя. Если право родового князя-пахаря выросло из его кровного и сакрального родства с племенем, то право князя-воина становилось возможным после насильственного покорения, завоевания, «примучивания». Поэтому князь Мал и князь Игорь не делили одну и ту же дань – они получали каждый свое. Мал не имел права на ту «куницу с дыма», которую от имени Игоря брал Свенельд, а Игорь не имел права участия в тех сакральных пирах, ради которых Мал объезжал свою землю. Предание отмечает успех его предков в этом деле: древляне сказали, что князья их «распасли» (либо «расплодили») землю Деревскую. То есть создали в ней (своими ритуальными способами) всяческое изобилие, а потом пришли князья-варяги и попытались все это изобилие сожрать сверх уговора.

Надо думать, что после Древлянской войны старый порядок «гощения» родовых князей в ней закончился вместе с родом этих князей. Около ста лет (от середины IX века, когда уже можно говорить о присутствии в Среднем Поднепровье первых варяжских князей) эти два порядка сосуществовали, но это не могло продолжаться вечно. Старому порядку неизбежно должен был прийти конец: едва ли киевским князьям нравилось это «двоевластие», наличие иных моральных авторитетов и две параллельно существующие схемы подчинения.

Древнее гощение не исчезло совсем. Частично оно стало вливаться в новый порядок сборов, дополнять его какими-то своими чертами. Возможно, какие-то его части перешли к князю-воину, князю-пришельцу, хотя, разумеется, в урезанном виде. Даже судопроизводство, которое у родовых князей было почетной обязанностью, они стали рассматривать как услугу, за которую брали плату. Помогло и принятие христианства, подавившее, во всяком случае, открытое исполнение князем сакральных функций. В конце концов, когда князь-воин полностью заслонил древнего князя-пахаря, гощение именно как сакральная функция родового князя перестало отделяться от сбора дани как учреждения чисто экономического. И как слились в сознании позднейших поколений две фигуры князя, так слились и взимаемые ими дары.

Разрозненные следы гощения сохранялись еще долго; в свадебном обряде, как мы отметили, практически до конца жизни самой традиционной культуры, то есть еще тысячу лет после Ольги. Неизвестно, была ли она первой, кто разрушил этот порядок – все-таки и до нее варяжские князья лет сто собирали дань со множества разных племен и не могло там везде все идти гладко. Но она первая, чьи усилия по переделке общества под себя попали в писаную историю. Старый порядок гощения, то есть взаимодействия глав племени с рядовыми общинниками, неизбежно должен был погибнуть, уступая место совсем другому порядку взаимодействия в обществе.

* * *

Тема полюдья и дани тесно связана со следующим этапом деяний нашей героини – с явлением, которое в литературе носит название «реформы Ольги». Исследователи сходятся на том, что это было важное, масштабное предприятие в плане государственного строительства, но в чем оно состояло, десятки уважаемых ученых на протяжении долгого времени вели и ведут споры. В НПЛ было сказано следующее (сразу после возложения на древлян дани тяжкой):

«И иде Ольга по Деревстей земле с сыном своим и с дружиною своею, уставляющи уставы и уроки; суть становища ея и ловища».

Годом спустя помещено путешествие Ольги по Новгородской земле:

«Иде Олга к Новугороду и устави по Мсте погосты и дань; и ловища ея суть по всей земли, и знамения и мѣста и погосты. И сани ея стоять въ Плесъковѣ и до сего дни; по Днепру перевесища и села, и по Десне есть село ея и доселе».