Книга Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - Дэвид Арнольд

Выражение лиц родителей – оба кивают изо всех сил и стараются выглядеть невозмутимо, но тщетно – до смешного сдержанное.

Такими я их и оставляю, точно зная, что они теперь проговорят всю ночь, выстраивая стратегию. Мои родители не любят терять время, они всю жизнь были сторонниками другого вида планов – тех, где надо брать ноги в руки и бросаться в бой.

Следующий день – суббота.

Мы с отцом завтракаем уже в аэропорту.

72. что я думаю, когда смотрю вниз на облака

Я думаю, что я мелкая картофелина.

Я думаю, что мелкая картофелина такая же вкусная, как крупная.

Я думаю, что надо почаще слушать джаз.

Есть много мест, где я хотел бы жить, и много времен, в которых я хотел бы жить; и если слушать музыку, сочиненную в те времена и в тех местах, где я никогда не жил, – это, по-моему, самый хороший вариант из имеющихся.

Думается, истории в таком деле тоже помогают. Дают нам новые дома.

И если меня спросят: «Ной, что самое главное в сюжете?», я отвечу: «Персонажи», хотя не уверен, что так и есть, поскольку в моих любимых книгах есть мои любимые места. Я не говорю «я люблю Гарри Поттера» или «я люблю Бильбо Бэггинса»; я говорю «я люблю Хогвартс» и «я люблю Средиземье». «Уолден» Торо – не столько книга, сколько пруд. Лес.

Поэтому время и место действия я воспринимаю как секретное оружие повествования.

Мне всегда хочется познакомиться с новыми людьми, пока я с ними не познакомлюсь.

Думаю, когда проводишь с человеком достаточно времени, переплетаешься с ним, как прутья в старой корзине, и постепенно вы начинаете и мыслить одинаково, пока общие истории не посыплются из переполненной корзины, как апельсины или яблоки, и такой вид общей истории кажется мне опасным.

Думаю, вполне можно признавать недостатки чего-то и все равно любить это что-то. Потому что яблоки и апельсины, падающие из корзины, – это тоже может быть красиво.

Я думаю, что я из тех личностей, которые терпеть не могут тесты на определение типа личности.

Я думаю, что ностальгия – это способ души тосковать, и ностальгия, как и любовь на расстоянии, усиливается со временем, пока реальность того, о чем тоскуешь, не размывается настолько, что грустишь уже по идее предмета, а не по самому предмету.

Идея горячего какао нравится мне больше самого горячего какао.

Идея фильмов ужасов нравится мне больше, чем пугаться во время просмотра.

Идея спонтанности нравится мне больше, чем быть спонтанным, а идея побыть на природе – больше загородных прогулок.

Мне нравится идея быть человеком идей.

Я впускаю в себя джаз, прислоняюсь лбом к холодному двуслойному окну, мысли размножаются, как кролики, пока наконец не останавливаются и не собираются в кучу, как сотня, поделенная на сто.

И я думаю: мне потребовалось подняться над землей на десять километров, чтобы окончательно докопаться до корней моей проблемы – я романтизирую прошлое и романтизирую будущее, а настоящее, то, что происходит прямо сейчас, для меня это всегда самое блеклое мгновение жизни.

73. самолеты, поезда и ксилофоны

– Как самочувствие? – спрашивает папа. – Что? А. В норме.

Мы оба держимся за серебристый поручень в недрах битком набитого вагона подземки. Я вцепился в штангу чуть сильнее папы, так мне кажется.

Прошлый раз я был в Нью-Йорке в шестилетнем возрасте, отец взял с собой всю семью в рабочую поездку (как всегда, обслуживание банкета), но Пенни была еще грудным младенцем, поэтому мама все время просидела в номере. Я смутно помню, как выходил с папой пару раз, но ничего особенно не видел, во всяком случае, точно не подземку.

Можно без преувеличения сказать, что Нью-Йорк закоротил у меня в мозгу все контуры, отвечающие за чистоту.

Поезд болтается и грохочет по рельсам; если честно, хуже грязи и запахов здесь только отсутствие прямых взглядов: никто не смотрит мне в глаза, даже те, кто стоит совсем рядом и время от времени сталкивается со мной. Как будто мы старательно не замечаем создавшуюся ситуацию.

А еще какой-то тип в углу читает стихи во всю глотку.

Папа смотрит на меня, улыбается и коротко подмигивает, тогда мне становится чуть получше, как будто я снова шестилетка и папина улыбка способна разрушить любой кошмар.

Так что да, я рад, что он здесь.

Вчера, заявив о намерении посетить университет Манхэттена, я пошел прямо к себе в комнату и собрал сумку: туалетные принадлежности, одежду, прочие вещички, а также накопленные за несколько месяцев деньги. Мне будет нужно перемещаться самостоятельно и тайно, то есть никаких кредитных карточек. Я отлично представлял, какую цепную реакцию спровоцировал в соседней комнате: мама, график у которой совсем не свободный, звонит тренеру Тао, чтобы предупредить о моем визите в Нью-Йорк на выходных, отец уже складывает вещи и бронирует билеты на ближайший рейс из Чикаго в Нью-Йорк. Так все и произошло. Утром еще до восхода солнца мы с папой отправились на машине в аэропорт О’Хара, обсуждая подробности плана, который он набросал ночью. К полудню мы уже приземлились в аэропорту Кеннеди, взяли такси до шикарной гостиницы в Сохо, принадлежавшей процветающему владельцу шикарных гостиниц, для которого отец недавно организовывал шикарный же банкет.

– И господи боже! – Папа поцеловал кончики всех пяти пальцев, собранных в горсть, и затем распахнул ладонь с таким итальянским энтузиазмом, что водитель такси оглянулся. – Мой тушеный дайкон и грибы шиитаке были гвоздем вечера! – И уже тише: – Неудивительно, что у него нашлись для нас бесплатные комнаты.

Оказавшись на месте, мы распаковали вещи, при этом я старался удержаться от организационного оргазма при виде массы прямых углов, идеально симметричных занавесок и подушек, незагроможденности – пространство так и сочилось продуманностью и минимализмом.

– У нас полчаса, прежде чем мы пойдем обедать и потом на поезд, – сказал папа, после чего я достал ноутбук и занялся делом.

Пункт первый: найти окно в графике, пару часов, когда можно без помех слинять. Согласно плану, сегодня наши послеобеденные дела включали встречу с тренером Тао и тур по плавательным объектам «Боевых сусликов». Следующие сборы намечались у них только в декабре, но вся команда вернулась к тренировкам после каникул, и нам с отцом разрешалось поприсутствовать. Завтра в час тридцать у нас был запланирован тур по кампусу университета. (Уж не знаю, обычная ли это практика – устраивать такие туры по воскресеньям, или тут сказалась способность мамы включить деловой тон и заставить всех плясать под свою дудку.) После кампуса мы сразу возвращались в аэропорт и летели домой. Единственный просвет, получается, завтра утром. Зная папу, я догадывался, что он захочет позавтракать в каком-нибудь итальянском ресторане для посвященных, но от этого можно легко отбиться. Я изучил график «Боевых сусликов». В выходные после Дня благодарения расписание зияло пустотами, но, когда я уже собирался махнуть рукой, на виртуальной доске объявлений мне попалось сообщение про коллективный воскресный завтрак «Снова в школу», намеченный на десять утра. Событие явно не предназначалось абитуриентам, но папе об этом знать незачем.