Книга Пешка в чужой игре - Дмитрий Гришанин

— Минус четыре! — ликующий голос Шпоры в голове зафиксировал очередную победу и неожиданно добавил: — До провала двести пятьдесят метров! Рихтовщик, я верю в тебя! Поднажми!

— Моя спина! — простонал я, при обратном развороте ощущая, как из растревоженных и горящих огнем царапин ручьями хлещет кровь.

— ААА!.. — вторила сиреной заливающаяся на шее Галя.

Дальше жаловаться наставнице на судьбу-злодейку помешали сразу двое зараженных. Забежавшие с боков бегуны практически одновременно бросились наперехват.

Спасая девочку, пальнул в левого. Угодившая в плечо пуля отбросила тварь назад, под ноги урчащей толпе.

На прыжок правого среагировать я уже не успевал, поэтому инстинктивно вбил правый локоть в раззявленную пасть.

Тварь тут же сомкнула капкан акульих зубов. Сходу порвать толстый рукав ей не удалось, но защемило руку знатно. Один из зубов надавил какую-то особо болючую точку, и пальцы разом онемевшей руки разжались сами собой. Я едва успел подхватить занятой ребенком рукой вываливающийся пистолет.

К капкану зубов на руке через мгновенье присоединились две лапы. От острых когтей твари рукав куртки, увы, защитить не смог. Затрещала шутя раздираемая ткань, брызнула кровь. Просто чудо, что бегуну в этот момент не пришло в голову завалить меня на асфальт. Ослепленный вспышкой боли, я пару секунд находился полностью во власти прилипалы. Если б он тогда меня завалил, накатившаяся следом толпа без шансов тут же порвала бы нас с девочкой на части. Но зараженный, видимо не желая делиться с собратьями добычей, предпочел бежать справа и на ходу терзать зажатую в пасти руку.

Нормально прицелиться и выстрелить в тварь мне мешали сразу два обстоятельства: своя парализованная болью рука, закусив которую, зараженный очень удачно за ней укрылся, как за щитом, и забившаяся в истерике от столь близкого соседства с бегуном девочка, от отчаянных попыток вырваться которой рука с пистолетом ходила ходуном.

Шанс пальнуть представился, когда бегуну надоело в холостую жевать рукав, и он решил переместить челюсти на прорубленную когтями прореху рядом. Стоило ему на мгновенье приподнять башку, и я тут же выстрелил. Повезло. Галя, будто почувствовав важность момента, притихла аккурат перед выстрелом. Пуля вошла точно твари в глаз.

Отброшенный выстрелом смертельно раненый бегун покатился по асфальту к перилам моста.

— Минус пять и шесть! — констатировала Шпора. — До провала полторы сотни метров.

Я продолжал играть в догонялки со смертью. Спина горела огнем. Правая рука болталась сбоку безжизненной плетью. В пистолете заканчивались патроны. А бежать еще было ой как далеко. Но азартное урчанье за спиной стимулировало лучше пастушьего кнута. И не решаясь оглянуться, я бежал. Изо всех оставшихся сил!

Хватило меня не надолго. И виной тому чертова разогнанная регенерация. Раны на спине и руке зарастали с нечеловеческой быстротой. Но для их лечения организму требовались дополнительные ресурсы, которых не было. Все сложилось бы в елочку, накати я сейчас грамм двести живца, и закуси целительный напиток килограммчиком какой-нибудь мясной жрачки. Увы, ни времени, ни возможности подкрепиться я не имел. И тело лечилось за счет внутренних резервов организма. Которых, на фоне кровопотери, и так со скрипом едва хватало на спасение от погони.

Шкалы бодрости, удовольствия, спорового баланса и жажды и сытости уже просели ниже половины и продолжали фатальное падение. Шкала здоровья сократилась на четверть. Незыблемым максимумом радовала лишь шкала Духа Стикса. Но прибегать к помощи Даров я не спешил. Памятуя о полной своей беспомощности в первые секунды отката, старался продержаться как можно дольше на своих двоих, и активировать Дар уже наверняка. Чтобы не оказаться в конце его действия в метре от спасения — беспомощным, на растерзание настигающей толпы тварей.

Ноги с каждым шагом наливались свинцовой тяжестью. Шаги делались короче, я замедлялся, а топот преследователей сзади неумолимо нарастал.

Ожившая правая рука смогла согнуться и неловко подхватить под попу дрожащее от ужаса тельце девочки. Освободившаяся левая метнулась к заходящему сбоку бегуну и от души накормила пускающую голодные слюни тварь горячим свинцом.

— Седьмой! — объявила Шпора и информировала: — До провала сто метров!

Тут же в спину впились когти невидимого преследователя. И, завопив от боли и бессильной ярости, я понял, что дальше тянуть нельзя.

— Круши! — прохрипел из последних сил. И довольно крякнул, чувствуя мгновенно разливающуюся по телу ураганную мощь.

Стометровку за десять секунд — к такому спортивному подвигу спринтеры идут всю жизнь, и удается он лишь считанным единицам — истинным королям бега, чемпионам. Вряд ли я когда-то профессионально занимался бегом. С уверенностью утверждать, разумеется, не возьмусь. Память о прошлом восстановилась лишь самую малость, и львиная ее часть до сих пор покрыта мраком. Но с моей покалеченной в аварии ногой шансы в предыдущей жизни оказаться спринтером, мягко выражаясь, призрачны.

Воздействие Дара мгновенно превратило меня в чемпиона. В спину будто ударил ветер, из ног исчезла тяжесть и усталость. Я легко оторвался от толпы преследователей и стрелой понесся дальше, увеличивая дистанцию. Волна встряхнувшей меня бодрости передалась и Гале, девочка перестала плакать и устало положила голову мне на плечо. Толпа сзади разочарованно взревела.

Я пробежал стометровку даже быстрее десяти секунд. И не останавливаясь, прыгнул в широкий провал.

Серединный разлом, на подступах к мосту казавшийся дырой в несколько метров, вблизи оказался куда как шире. Оказалось, что в реку обрушился пролет моста не меньше полусотни метров. Перебраться через такую пропасть без Дара было решительно невозможно.

— Пухом!

Активация второго подряд Дара выдоила шкалу Духа Стикса почти досуха. Но это того стоило. Нас с Галей подхватил налетевший неведомо откуда порыв ветра и, будто на невидимых крыльях, мы понеслись над пропастью, как настоящие птицы. Наградой за короткое чудо стал восторженный детский смех.

В полете я успел освободить левую руку, сунув пистолет обратно в кобуру. Одной левой проделать этот фокус было не просто, но я справился.

В самом конце полета, когда уже нацелился благополучно ступить ногами на асфальт второй половины моста, в лицо вдруг ударил резкий порыв встречного ветра.

Нас швырнуло назад. И тут же, как нарочно, закончилось действие Дара.

Вернувшийся вес потянул вниз, и я едва успел зацепиться левой рукой за пролетающий мимо обломок моста.

Пальцы до крови стерлись об асфальт, но я смог удержаться на самом краю.

— Дядя Рихтовщик, мне страшно! — запищала прямо в ухо болтающаяся у меня на шее Галя, которую еле удерживала залитая кровью правая рука.

Мы висели в кромешной тьме над пропастью на моей левой руке, окровавленные пальцы которой продолжали предательски скользить по гладкому камню. Как на зло, ни единой трещины, за которую можно было зацепиться ногтями, им не попадалось.