Книга Зов - Келли Армстронг

Я остановила себя, но было слишком поздно. На мгновение Тори замерла, наполовину поднявшись с кровати. Затем она медленно опустилась назад.

– Я не хотела…

– Что ты хочешь, Хлоя?

Она пыталась произнести эти слова едко, но они вышли тихими, тоскливыми.

– Рубашку Лиз, – тотчас же сказала я. – Рей сказала, что ты позаимствовала зеленую худи у Лиз.

Она показала на комод.

– Она там. Средний ящик. Прошерсти его и потом можешь повторно все сложить.

И что это было? Не «Зачем она тебе?» или даже «Она позвонила и попросила вернуть ее?» Тори смотрела куда-то вдаль. Она под действием лекарств? Или ее ничего не волнует?

Я нашла рубашку. Изумрудно-зеленую. Худи от Gap. Личная вещь.

Я закрыла ящик и выпрямилась.

– Ты получила то, зачем пришла, – сказала Тори. – Теперь беги играть со своими друзьями.

Я подошла к двери, схватилась за ручку, затем повернулась, чтобы увидеть ее лицо.

– Тори?

– Что?

Я хотела пожелать ей удачи. Хотела сказать ей, что надеюсь, она получит то, что ищет, в чем нуждается. Я хотела сказать ей, что мне жаль.

После всего, что произошло в Лайл Хаус, и открыв, что, по крайней мере, троим из нас здесь не место, было легко забыть, что у некоторых детей действительно есть психические расстройства. У Тори были проблемы. Ждать, что она поведет себя как любая нормальная девочка-подросток, сторониться ее и оскорблять за то, что она нездорова, походило на издевательство над медленными детьми в школе. Она нуждалась в помощи, поддержке и понимании, и этого не получила ни от кого, кроме Лиз.

Я сжала рубашку Лиз в руках и попыталась придумать, что бы сказать, но все, что я действительно скажу, выйдет неправильным, снисходительным.

Таким образом, я произнесла единственную вещь, которую могла:

– До свидания.

Глава 39

Я ЗАТОЛКАЛА ХУДИ ЛИЗ в свою сумку. Она заняла больше места, чем я себе представляла, но она мне нужна. Она может ответить на вопрос, на который я действительно должна найти ответ... Сразу же, как только наберусь храбрости спросить.

Когда Дерек объявил, что мы убежим этой ночью, моей первой мыслью было: «Нам не хватит времени», – но времени оказалось слишком много. Мы сделали домашнюю работу, которую никогда не сдадим, помогли миссис Тэлбот продумать меню блюд, которые никогда не съедим, все время борясь с желанием убежать и все продумать еще раз. И Рей, и Тори заметили мои «совещания» с парнями, и если мы продолжим так себя вести, то и медсестры заподозрят, что это больше, чем подростковые гормоны в действии.

Я предупредила других о Тори, но никого это, казалось, не заинтересовало. Как я и говорила ей — мы вообще не думаем о ней. Игнорируем. Я задалась вопросом, не ранит ли ее больше всего именно это.

* * *

Мы провели вечер за просмотром кино. На этот раз я так мало смотрела на экран, что, если у меня спросили бы о сюжете спустя десять минут после того, как закончатся титры, я, возможно, не смогла бы ответить.

Дерек не присоединился к нам. Саймон сказал, что его брат устал с прошлой ночи, и ему нужен отдых, чтобы он сохранил ясность мысли и смог помочь нам сегодня. Я задалась вопросом, не вернулась ли его лихорадка.

Когда миссис Тэлбот справилась о Дереке, Саймон сказал, что он "неважно себя чувствует". Она недовольно поцокала языком и ушла играть в карты с мисс Абдо, даже не думая подняться наверх, проверить его. Они всегда так вели себя с Дереком. Медсестры, казалось, предоставили его самому себе, словно его габариты заставили их забыть, что он был все еще ребенком. Или, возможно, учитывая его файл и диагноз, они хотели, насколько это было возможно, меньше контактировать с ним.

Он заметил, как они реагировали на него? Я уверена, что да. Ничто не может скрыться от Дерека, и я подозревала, что это только укрепило его мнение, что он должен находиться здесь.

Кино шумело вовсю, и я решила ускользнуть, чтобы проведать его. Он так боялся сообщить Саймону, что болен. Если Саймон сказал, что он "неважно себя чувствует", это должно было означать, что он был слишком болен, чтобы скрыть это.

Я выскользнула из медиа-комнаты, взяла четыре таблетки тайленола, стакан воды и понесла их наверх.

Я постучала в дверь. Нет ответа. Свет горел, но он, наверное, заснул, читая.

Или слишком болен, чтобы ответить.

Я постучала снова, немного громче.

– Дерек? Это я. Я принесла воду и тайленол.

Опять ничего. Я коснулась холодной ручки двери. Он, скорее всего, спал. Или игнорировал меня.

– Я оставлю это здесь.

В тот момент как я наклонилась поставить стакан на пол, дверь открылась достаточно, чтобы я увидела босые ноги Дерека. Я выпрямилась. Он снова был в своих боксерах, и мой взгляд переместился на безопасное зону – лицо, но прежде я заметила бисеринки пота на его груди. От пота волосы прилипли к лицу, глаза лихорадочно блестели, губы приоткрыты, дыхание затрудненное, прерывистое.

– Ты…? – начала я.

– В порядке.

Он провел языком по высушенным губам и часто заморгал, как будто изо всех сил пытаясь сосредоточиться. Когда я протянула стакан, он резко выхватил его у меня и сделал большой глоток.

– Спасибо.

Я вручила ему тайленол.

– Ты уверен, что в порядке?

– Вполне.

Он вытянул ногу, не давая двери закрыться, и начал царапать спину.

– Быть может, тебе принять ванну, – сказала я. – Холодная ванна снимет жар. Пищевая сода уменьшит зуд. Я могу…

– Неа, я в порядке.

– Если тебе нужно что-нибудь еще...

– Только отдых. Давай возвращайся, прежде чем кто-то заметит.

Я пошла к лестнице.

– Хлоя?

Я обернулась. Он выглядывал из-за двери.

– Ничего Саймону, хорошо? О том, как мне плохо?

– Он знает, что ты себя плохо чувствуешь. Ты действительно должен сказать…

– Я в порядке.

– Не в порядке. Он начинает понимать…

– Он не поймет. Я позабочусь об этом.

Он ушел, и дверь за ним закрылась с характерным щелчком.

* * *

Этой ночью Рей все время ворочалась в кровати. Она хотела поговорить о рюкзаке, и что она в него упаковала, и сделала ли она правильный выбор, и нужно ли взять что-нибудь еще...

Мне очень не нравилось одергивать ее. Она была взволнована, как ребенок, готовящийся к первому лагерю с ночевкой, что было странно. После того, что случилось с ее подругой, Рей должна знать, что жизнь на улице не какое-то великолепное приключение без надзора взрослых.