Книга Так становятся звёздами. Часть 1 - Екатерина Оленева

Гаитэ заметила, как дрожат её пальцы и опустила их, убирая со спинки стула, чтобы не дать увидеть собеседнику, до какой степени задели её его слова.

— Благодарю за совет, милорд. Прошу прощения за дерзость. Спокойной ночи, — проговорила она, резко крутанувшись на каблуках, намереваясь удалиться.

Но Сезар остановил её, перехватив за руку.

— Не уходите!

— Уже поздно, милорд…

— Я был не прав! Мне не следовало быть с вами таким грубым. Извините, прошу вас.

— У вас странный для просителя тон. Вы совершенно не умеете просить.

— Так научите меня!

У него были горячие ладони. Такие горячие, что их прикосновение Гаитэ чувствовала сквозь бархат платья на предплечьях. От его близости кружилась голова, а сердце переполнялось горечью.

— Боюсь, вы обратились с вашей просьбой не по адресу, милорд.

Его лицо, бледное, словно светящееся изнутри недобрым светом, было так близко… слишком близко, чтобы это могло оставаться приличным или безопасным.

Она вдруг поймала себя на мысли, что её неудержимо влекут его пунцовые губы и это показалось ей кощунственным. Сезар Фальконэ брат Торна, человека, которому она фактически уже стала женой!

Он словно с участием наклонился ниже:

— Мне искренне жаль, если я напугал, расстроил, причинил вам боль…

— Пустите меня, сеньор! Уберите руки! Я не стану играть с вами в ваши игры!

— О чём вы? — нахмурился он.

Его дыхание касалось её лица. От огня, пылающего в его теле у неё кровь начинала шуметь в голове.

Они застыли друг против друга, глядя друг другу в глаза.

Сердце билось тяжёлыми редкими ударами, а по венам словно струился расплавленный свинец. Душа как будто озарялась вспышками молний. Становилось трудно дышать от безумного влечения.

Лунный свет, льющийся потоком с неба, заставлял светиться воздух. Всё вокруг казалось сделанным из серебра и в тоже время было хрупким, непрочным, обманчивым, как призрак.

— Вы пугаете меня…

— Пугаю? — поднял брови он.

Она медленно подняла влажные ресницы. Её испуганные глаза встретились с устремлённым на неё взглядом.

Чёрные глаза Сезара горели на напряжённом лице от едва сдерживаемой страсти. Он чувствовал это так же остро, как она, но, в отличие от неё, вовсе не собирался сдерживать свои порывы.

— Как вы правильно заметили, я всего лишь скромная монастырская воспитанница и столичные нравы внушают мне отвращение. Вы — брат моего будущего мужа и если вам всё происходящее сейчас кажется нормальным, то меня всё это лишь пугает и отталкивает. Прошу вас, оставьте меня. Найдите для утоления ваших страстей кого-нибудь другого.

Сезар с явной неохотой подчинился её требованиям:

— Если бы вы были для меня лишь очередной прихотью, боюсь, я вряд ли бы посчитался с вашими чувствами, Гаитэ. Но я понимаю их и уважаю, хоть и сожалею… боюсь, тот, ради кого вы пытаетесь быть честной и целомудренной, не сумеет оценить сокровище, которым владеет.

— Я пытаюсь быть честной и целомудренной, в первую очередь, для себя. Как ни смешно, возможно, для вас это не прозвучит. Спокойно ночи, милорд.

— До завтра, сеньорита, — с грустью кивнул Сезар.

Возвращалась в себе Гаитэ в растрёпанных чувствах, но на сей раз на сердце у неё было ясно и светло. И то, что Сезар обманул её самые нехорошие ожидания не могло не радовать.

Плохо одно, с расчётом он это делал или от чистого сердца, в её мыслях и сердце его становилось слишком много.

Глава 21

Хорошее настроение испарилось вместе с хлынувшем возбуждением, оставив по себе неясное чувство тревоги и тоски, вьюгой воющей на сердце. Гаитэ казалось, что вся она превратилась в сплошной оголённый нерв. Всё доставляло неудобство и страдания.

«Так мне и нужно за мою непомерную гордыню, — строго выговаривала она себе. — Смотрела свысока на придворных дам, считала их безмозглыми курицами, чьи сердца с напёрсток, а нравы легки, как пух, облетевший с одуванчика — летят эти воздушные зонтики, куда ветер дует. Сегодня один любовник, завтра второй. А ведь я всерьёз думала, что мужчины меня мало интересуют, что я выше всех этих незатейливых интрижек — и что? Меня угораздило влюбиться в обоих мужчин сразу! Да ещё в родных братьев!».

Гаитэ была собой очень недовольна.

«Но что можно поделать с некстати замирающим сердцем? Как перестать чувствовать то, что чувствуется? Стоит невольно задуматься, как взгляд непроизвольно ищет Сезара в толпе других, шагающих по дороге. А я обещала себя другому, отдала себя другому и то, что чувствует глупое сердце — его проблемы. Нужно оставаться верной долгу и слову. Стелла предупреждала — нельзя верить Сезару. Пусть он даже и не так плох, как я думала о нём с самого начала — всё равно опасный хищник. Стоит дать слабину, обгложет мои косточки, выплюнет — не вспомнит. Всё, что у меня есть в этом мире — это самоуважение и осознание, что я всегда поступала так, как правильно. Нужно думать о том, что стоит сделать один неосторожный шаг и вокруг разверзнется пропасть. Оба брата получат право меня презирать. Кроме того, у них будет ещё больше поводов для грызни, а их и без меня достаточно. Так что, чувствуй я влечение в сто раз больше, чем сейчас — сердце на замок. Нельзя даже думать о Сезаре. Отныне он для меня должен быть всё равно, что родной брат».

Проблема только в том, что к брату испытываешь совсем другие чувства. Гаитэ точно знала. Она не забыла того, как в своё время любила Микки, младшего брата. Гибели которого, к слову, поспособствовали те же Фальконэ.

Армия чётко, в заданном барабанной дробью, ритме, продвигалась вперёд. Казалось, сама земля эхом отвечает на каждый пружинящий шаг. Впереди отчётливо виднелись зубцы каменных башен и каменные стены, опоясывающие Ревьер.

Гаитэ неоднократно задавалась вопросом, что она ощутит, увидев землю, ей принадлежащую? И теперь вдруг поняла, что не чувствует ничего. Стены Ревьера были ей не дороже стен Жютена, население вызывало сочувствие, но не переживание. Возможно, было бы всё иначе, не отошли её Стелла отсюда совсем ребёнком? Но что гадать, как было бы? Ведь всё так, как есть.

Карета остановилась.

— Что случилось? — выглянула в окошко Гаитэ.

— Приказ его Светлости, — ответил высокий мужчина южной наружности. — Он велел, чтобы вы оставались на месте, не приближаясь к городским стенам.

— Почему?

— Здесь вы вне зоны досягаемости стрел, сеньорита. Его Светлость придаёт большое значение вашей безопасности.

Гаитэ велела опустить подножку и спустилась на землю.

Секретарь Его Светлости недовольно свёл брови:

— В карете вы были в большей безопасности.