Книга Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал

Витантонио без сил опустился на скамейку. Ему приснилось, что за ним гонятся Черный Рыцарь и тип с гнилыми зубами, а когда он вступал с ними в схватку и побеждал, те снова появлялись в другом месте и опять нападали. Проснувшись, он услышал смутные голоса, говорили очень тихо и как будто вдалеке. Второй раз он проснулся среди ночи. Рана была перебинтована, а Примо Карнера снова взвалил его на спину, как мешок. Казалось, это ему ничего не стоит.

– Куда мы? – спросил Витантонио.

– Я отвезу тебя в Беллоротондо. Джованна решит, что делать. Ты потерял много крови.

– Как ты узнал, что я у Франко?

– Шел по пятам. Джованна просила присмотреть за тобой.

На улице вновь свистела трамонтана, и Витантонио обрадовался обдувавшему лицо ледяному ветру. Примо Карнера с Витантонио на плечах свернул с площади Сан-Никола в лабиринт узких переулков. Отец Катальдо шел чуть впереди, чтобы предупредить их, если появится патруль. Но в этот час основное оживление царило в порту и на Лунгомаре, и они без приключений добрались до семинарии. Примо положил его в кузов британского армейского джипа и тронулся, помахав на прощанье священнику, который уже был за воротами семинарии. Машина выехала из Борго-Антико по Виа-Корридони, свернула на Корсо Витторио Эммануэле и затерялась в потоке автомобилей.

Лежа в кузове джипа, Витантонио видел проплывающие мимо темные верхушки домов. Он вспомнил, что в день бомбежки немцы сбросили уже половину снарядов, а город еще напоминал фонарь, словно нарочно зажженный, чтобы облегчить задачу бомбардировщикам. Боль в животе становилась все резче. Витантонио уже готов был закричать, когда вдруг увидел гигантский столп пламени, пожирающий многоэтажный дом, – в каком районе, он не мог сообразить. Примо тоже его заметил.

– Накройся одеялом! – крикнул он Витантонио. Увидев бегущего с пожара мальчишку, Примо окликнул его: – Что случилось?

– Номер семнадцать на площади Гарибальди горит как спичка!

Примо Карнера знал этот адрес. Горела квартира Франко.

– Наверное, подельники твоего кузена заметают следы, чтобы туда не совалась полиция, – крикнул он в кузов джипа. – А может, американец вернулся и понял, что случайно влез в осиное гнездо. Никому не хочется светиться в шпионском скандале, так что тут нам повезло, тебя не объявят в розыск, – успокаивал он Витантонио, газуя и поворачивая к вокзалу.

Но тот его не слышал. Витантонио снова потерял сознание.

На вокзале их ждал Англичанин. Джип, за рулем которого сидел Примо, принадлежал ему. Лейтенантские нашивки Англичанина помогли им миновать все контроли, и Витантонио, все еще без сознания, погрузили в последний вагон.

– Жаль, что не могу с ним попрощаться, – посетовал лейтенант Донован. – Жду тебя через три дня в Фодже! – крикнул он Примо Карнере, когда поезд уже тронулся.

Люди гроздьями свисали с площадок, набились в локомотив, и машинисту было трудно маневрировать. Через три дня после бомбардировки слухи о химическом оружии в порту распространились по всему городу, и люди бежали из Бари. Когда проезжали Путиньяно, Витантонио очнулся в ужасе:

– В квартире на площади Гарибальди осталось тело Сальваторе!

– Пока ты лежал в крипте, я вынес его на улицу и положил в руинах дома на улице Абате-Джимма. Когда его найдут, решат, что он погиб в день бомбежки, – ответил Примо.

Витантонио успокоился и снова потерял сознание.

Когда добрались до вокзала Беллоротондо, погода немного смягчилась, как перед снегопадом, но Витантонио по-прежнему казалось, что это самая неприветливая ночь года.

– Отнеси меня домой, на площадь Санта-Анна. Я продрог.

– Тебе нельзя домой. Если тебя ищут, там устроят засаду в первую очередь.

Примо Карнера взглянул на Витантонио и испугался. В таком состоянии его никуда нельзя было нести. Он рискнул и постучался в первую попавшуюся дверь, это оказался дом Рагузео. Хозяйка узнала внука синьоры Анджелы и впустила их. Раненого положили на кровать Паскуале – сына, недавно расстрелянного немцами в Кефалонии. Когда Примо Карнера вышел искать Джованну, женщины в доме Рагузео приготовились ухаживать за Витантонио так, будто это их Паскуале.

Черешня

Они пришли в палаццо после полуночи и не зажигали света, но стоило открыть кабинет, как стало ясно: дом разграбили. Весь бабушкин архив был разбросан, вынутые из столов ящики валялись на полу. Картины с белыми и красными цветами из гостиной исчезли, как и инкрустированные шкатулки и терракотовые фигуры, стоявшие некогда в библиотеке.

Едва вошли в детскую, сквозняк задул свечу, освещавшую им путь. Они предположили, что через разбитое окно налетчики и проникли в дом. Джованна снова зажгла свечу, прикрывая пламя рукой. Свет озарил комнату, на стенах заплясали тени, стали видны разбросанные по полу книжки и игрушки. Вагоны электрического поезда исчезли, но повсюду валялись обломки путей и гор. Витантонио поддел носком ботинка домик с черепичной крышей, припорошенной снегом.

Буфет в гостиной тоже был вскрыт, все ящики перевернуты.

– Ты готов подняться наверх? – спросила Джованна.

– Я и здесь устроюсь.

Витантонио оперся о кресло и тяжело, медленно опустился на ковер. Джованна нашла подушку в цветочек и подложила ему под спину.

– Подожди, я принесу тебе матрац со второго этажа.

– Нет! – остановил он ее. – Я не смогу на нем спать. Лучше на полу.

Его мучила лихорадка, пот заливал лицо и катился по шее. Джованна принесла с кухни влажные полотенца и обтерла его. Она была измождена, и когда Витантонио уснул у нее на руках, тоже закрыла глаза.

Джованну разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь раздвижные двери выходящей в сад террасы. Витантонио смотрел на них и улыбался.

– Открой окна. Мне хочется взглянуть на сад.

Джованна встала и раздвинула бархатные шторы, затем открыла оконные ставни и тут только заметила, что они оставили боковую калитку в сад открытой. Из окна гостиной была видна пустынная в этот час деревенская площадь. Джованна подошла к соскочившим с полозьев раздвижным дверям и налегла на них всем телом, толкая, пока те не подались.

– Подведи меня к террасе, – снова попросил Витантонио.

Солнечный свет залил гостиную, и Джованна испугалась: Витантонио стал еще бледнее, рана опять кровоточила. Она помогла ему встать, и они подошли к террасе. Витантонио прислонился к стеклам бокового окна в свинцовом переплете, рассеянно глядя на сад, за которым давно не ухаживали. На полу, на глиняных плитках бабушкиного портика, валялся позабытый таз с ведром, ковер полусгнивших листьев устилал дорожки и газоны. Облетевшие деревья походили на мертвецов, брошенных на поле боя. На него самого. На партизан, павших в горах Абруццо. На моряков, удушенных газом в порту Бари. Деревья, в отличие от них, скоро снова оживут. Он с тоской посмотрел на черешню.