Книга Экзамен. Дивертисмент - Хулио Кортасар

– Идем, и все, – сказал Андрес. – Этого достаточно.

– Для меня – недостаточно. Нам было хорошо в баре, и —

– Иди, старуха, – сказал Хуан. – Не строй из себя «ивич», эти машинки по нашим дорогам не бегают.

«Уметь иногда быть жестким, – подумал Андрес. – А я умру, так и не научившись этому». Он свистнул Калимано, и тот пошел впереди. Хуан, высвободившись из рук Андреса, повернулся и взял Клару под руку с другой стороны. Теперь, когда они повернулись спиною к центру города, туман казался занавесом в кинозале, который раздвигается перед началом картины, когда перед первыми титрами по порошкообразной поверхности экрана просверкивают, потрескивая, искорки. Широкая улица была пуста, а вот и караульная будка у входа на территорию таможни —

Справа – железнодорожная колея, уходящая в заросший травою пустырь (но Калимано шел, не глядя по сторонам) —

– Почему-то мне вспомнился скорпион, – сказала Клара. – Как видите, я не собираюсь устраивать сцен. Я понимаю, что меня волокут силком, все это так глупо —

в конце концов, —

вот и вспомнился скорпион.

– Скажешь тоже. – Хуан наклонился и поцеловал ее в волосы. – Иногда очень правильно поступает. Вспомни скорпиона.

– Скорпиона, – сказала Клара. – Кто-то рассказывал о скорпионе, о его участи. Что за участь быть скорпионом и как ему необходимо следовать своей участи – быть скорпионом.

– Парафраз Иудиной участи, которая, в свою очередь, является парафразом участи Сатаны, – сказал Хуан. И, отступая так дальше и дальше, в конце концов увидишь, что сам Господь Бог… ой, слишком жарко, чтобы —

– Я все-таки вернусь к скорпиону, – сказала Клара. – Я думаю: неужели необходимо, неужели действительно необходимо скорпиону знать, что он – скорпион?

– Да, – сказал Андрес. – Для того, чтобы его бытие имело смысл.

– Но имело бы смысл только для него, – сказал Хуан.

– Да, а это – главное. Для остальных же это выглядит чистой случайностью.

– Я спрашиваю потому, – сказала Клара, – что думаю об Абеле. Я хотела бы знать: действительно ли ему необходимо делать то, что он делает?

– Не переживай так из-за Абеля, – сказал Хуан. – Абелю нравится привлекать к себе внимание, в этом разгадка.

«А я так не считаю», – подумала она с неожиданной строптивостью, и ей захотелось остановиться, повернуть назад, вернуться. Они пошли по берегу мимо снастей, скользя по булыжной мостовой. Несмотря на туман, было видно довольно —

кирпичные строения справа —

синяя шляпа —

но, может быть, это от —

первые причалы, канал —

это – от неба, синяя шляпа —

Калимано остановился и поджидал их —

от синего неба Буэнос-Айреса —

– Река, – сказал Калимано, – ушла в задницу.

– А, – сказал Хуан, – значит…

– Ничего, просто надо дойти до нее, ну, конечно, —

– Ну и дойдем, – перебил его Андрес. – Идите вперед, только и всего.

– Смотри-ка, шоколадная площадка, – сказал Хуан. – Помнишь?

– Помню, – сказала Клара. – Безобразная шоколадная площадка —

– Сколько песо ты у меня вытянула тут на сладкое!

– Чтобы приукрасить немного эту площадку, мерзкий скупец. Ведь всем известно, какая она некрасивая.

– Похожа на остров, выплывающий из тумана, – сказал Андрес. – Правда, я никогда не ел шоколада на этой площадке.

– И потерял прекрасные мгновения, – сказала Клара.

– Конечно, потерял, – сказал Андрес и выругал себя за сентиментальность. «Даже у самого края я не способен быть жестким». За что ни возьмись – Хуан, каждое слово – Хуан —

а почему, собственно, этого не должно быть, почему скорпион. Они обошли маленькую площадку по краю. «Лужайка для прогулок —».

– Здесь мы считали суда, – прошептала Клара. – Я знала их все по именам.

– Только смотри, не плачь у меня, – сказал Хуан мрачно.

– Нет, нет. А вот здесь есть одна скамейка…

– Одна из двух, – сказал Хуан. – И старые деревья, как живые существа.

– С этой скамейки мы смотрели на суда у причала. Помню, там были «Графиня», «Тоба»… Ты знал гораздо больше названий, но я помнила их дольше.

– Как прекрасно смотреть на морские суда, – сказал Хуан. – Мы плавали на них на всех.

– Дешевое путешествие, но прекрасное, – сказала Клара. – Как легко было ненавидеть Буэнос-Айрес, когда он был тут, всегда —

– Смотрите под ноги! – крикнул Калимано. – Мостовая!

– Давайте обойдем здесь, – сказал Андрес. – Как это не поставить знак в таком месте…

– Зачем его ставить, – сказал Хуан, – если, кроме нас, его все равно никто не увидит. Мы говорили о площадке так, будто видели ее, а мы ее не видели.

– Я видела, – прошептала Клара.

– Нет, старуха. Ты просто помнишь ее.

(А вот и голубой свет на караульной будке) —

Потом, не разговаривая, они медленно пересекли еще одну площадь, которая шла на подъем. Калимано шагал, нащупывая ногою булыжник, напуганный провалом в мостовой, и теперь уже не верил тому, что видели глаза. «Скорей бы конец», – думал Андрес, по временам оглядываясь назад, туда, где туман казался не таким густым из-за звуков, из-за света фонарей вверху, из-за жары, которая словно бодала их лбом. «Наверное, с факультетской лестницы сейчас была бы видна река —». Клара и Хуан шли, спотыкаясь, и не разговаривали. Раз или два Клара сказала: «Похоже на Онеггера», но не объяснила, что имела в виду. Хуан бормотал строчки стихов, что-то придумывал, развлекался как мог в своем крошечном портативном аду. От реки низом шел липкий дух, пахло уже не сыростью, а гнилой соломой, – глинисто-аммиачная вонь. «Высунь язык, – подумал Хуан. – Ну-ка, река, высунь язык —

Но если я – язык,

если это —

мой язык —

О, какой грязный, он мне

не нравится —

ну-ка, река, будьте добры, сейчас же —

(А завтра?)

Но я живу в своем ложе, раз я – река».

– Глядите кругом, – сказал Калимано. – По-моему, клуб где-то тут.

– Надо же, – сказала Клара, ища руку Андреса. – Оказывается, мы идем в клуб.

– Жизнь – это клуб, – сказал Хуан, – только второразрядный. Ишь ты, как славно у меня получилось. Андрес…

Но Андрес, несмотря на Кларину настойчивость, отнял руку и отошел в сторону поговорить с Калимано. «Ни того, ни другого, – подумал он. – Остается совсем мало. Если они от меня уедут». – Что дальше – он не знал.

– Вот, видна караульная будка, – крикнул Калимано. – А там и лодка недалеко. Мать моя, река ушла к чертям собачьим.