Книга Ольф. Книга вторая - Петр Ингвин

Видимо, зовет на помощь. Кого, пингвинов? Они наблюдали с некоторой долей интереса, но только крайние. События, что разворачивались в такой дали от любимых себя, основную массу не волновали. В общем, все как у людей. Мельтешащее вертикальными фигурками поле полностью игнорировало нас.

Очухавшись, я впрыгнул в корабль, тот догнал несчастную. Пойманную под мышки, ее выдернуло из сияющего плена. Посиневшие ноги взбивали воздух, пока не уперлись в закрывшийся люк.

— Мольто фреддо,* — донеслась очередная жалоба на жизнь. Сказано было театрально в никуда, не столько мне, сколько любому, кто откликнется и поможет. Так ведь больше нет никого, уважаемая барышня. Снова она поступает как ребенок, который хочет пожаловаться маме на маму, чтоб она помогла, но при этом чтоб знала, что на нее обижены.

*(Очень холодно)

Я метнул корабль в сторону экватора, на первые же теплые острова. По дороге хотелось согреть окоченевшую девчонку растиранием, но она вновь принялась отбиваться, руки-ноги молотили как мельница в ураган. Мне снова едва не досталось. Тогда корабль обездвижил угрозу хозяину. Дальше я обращался с обезволенным глупым созданием как с куклой, переворачивая, как заблагорассудится, и делая, что требуется.

Кровообращение восстановилось еще до того, как под нами скрипнул раздавленный раскаленный песок.

Необитаемый атолл состоял из единственной песчаной отмели. Большего не требовалось. Вне корабля Челеста пришла в себя, я опрокинул ее на рассыпчатую сковороду и стал валять по песку, перекатывая с боку на бок. Теперь она не сопротивлялась. Происходящее воспринялось веселой игрой. Лицо расцвело, как герань на теплом подоконнике, руки вытянулись над головой, помогая моим усилиям. Ей стало хорошо. Недавнее стерлось из памяти, мы снова дружили.

— Перо нон ми фай иль соллетико! Аббастанца!*

*(Ну не щекоти меня! Хватит!)

Я остановился. Челеста приняла протянутую руку. Бурно дыша, мы поднялись и стали отряхиваться от песка, который куда только не влез. Мои глаза косились: ну как?! Что-то изменилось?

Девичьи пальцы беспардонно шуровали там, куда в чужом присутствии не лазят. В смешном приседе Челеста сгибалась в три погибели, в растянутой коже старательно выискивались колючие точечки. Периодически девушка выпрямлялась и заглядывала на себя через плечо. Устав трудиться самостоятельно, она опустилась на четвереньки.

— Ми пули ди саббья.*

*(Почисть меня от песка)

Просит помощи? Я осторожно погладил ее растрепанную шевелюру:

— Челеста, я…

— Нон! — Взбрыкнувшие плечи переместили ладонь на лопатки. — Ла тэста э мольто спорка, э допо. Пулирми ла скьена э иль седэрэ.*

*(Нет. Голова очень грязная, это потом. Почисть мне спинку и сзади)

— Может, лучше помыться?

Челеста вдруг вскочила на ноги — в неуемной черепушке бродила новая мысль. Девичьи губы растянулись в беспокойной улыбке, она присела…

Я успел отвернуть лицо в сторону. Когда обернулся, напарница, как заправская собачка, закапывала ножкой мокрую выемку. Ноль смущения. Зато удовольствия полные штаны, которых нет.

Пингвины и мороз не сработали, злые чары не рассеялись и продолжали рвать душу.

А что, если попробовать вариант «Спящая красавица»?

Я приблизился. На внезапный поцелуй Челеста отреагировала по-детски: хихикнула и отмахнулась.

Тоже не то. Или я не так подступился? Чтобы разбудить, нужно постараться, а губы, едва ткнувшись, сразу разбежались в стороны. Разве ж это поцелуй, от которого приходят в чувство?!

Сформулирую точнее: нужен поцелуй, от которого не просто приходят в чувство, а приходят чувства. И я подошел к делу со всей основательностью. Совесть понимала, что поставлено на карту, и со вздохом прикрыла глаза.

Челеста убегала от меня, считая это игрой. Песок взметался из-под ступней, которые задирались высоко и озорно — добыче хотелось, чтобы песчаная стена помешала охотнику. Не тут-то было. Руки сграбастали улепетывавшую дичь, горизонт опрокинулся, борьба перешла в партер. Девушка не понимала, чего я хочу, но отбивалась серьезно. Ей не нравился мой настрой, он выглядел совсем не дурашливым, как у нее, и не заботливо-умилительным, каким должен быть у опекающего родителя. На коже скрипел песок, мягкое давилось, острое впивалось. Наконец, распятое тело замерло подо мной, мышцы тут же сдались и расслабились, а изучающий взгляд залез в подкорку: дескать, если это игра, то плохая игра, не нравится.

Теперь, когда препятствия в лице раскинуто-прижатых рук и ног устранены, мой рот впился в оказавшийся под ним. От вдавившего сверху усилия девичий затылок сделал вмятину в песке, лицо попыталось вывернуться. Я не дал.

Едва ворочавшаяся голова закопалась по уши, взгляд стал испуганным.

— Коза фай?!* — вырвалось в виде мычания, которое сразу подавил мой язык.

*(Что ты делаешь?)

У нее во рту было полно песка. Смешанный со слюной, он хрустел на моих зубах, втягивался губами. Я продолжал целовать. Грудная клетка расплющила бедняжку, даже мягкое сделав острым.

— Баста!*

*(Хватит!)

Это не было кокетством, в голосе слышалось неподдельное отчаянье. Все всколыхнувшееся во мне тотчас возвратилось в норму. Подо мной не женщина, не девушка, которая нравится. Спящая красавица осталась в своем сне.

Что же попробовать еще? Что проймет, как вернуть взрослость во взрослое тело?

Купание с отмыванием заняли некоторое время, и корабль полетел в Кхаджурахо.

Трущобы, где гонялись за маленьким воришкой, остались неузнанными. Тогда я сделал главное, ради чего прибыли: высадился с девушкой прямо у нескромных скульптур.

Сначала Челеста не поняла, зачем мы оказались на древних камнях.

— Смотри! — приказал я, тыча пальцем в то, что недавно постеснялся бы иметь в поле зрения в присутствии особы, которая нравится. После связавших нас событий это из провокационно-подзуживающего и просто любопытного перешло в разряд отвратительного. Из небытия выплыло необходимое английское слово: — Лук!*

*(Смотри)

Челеста присмотрелась к изображениям… и ничего не поняла. Разглядывая, она просто веселилась.

— Гварда, че ун азино! — Ее лицо обратилось в другую сторону. — Э ун элефантэ пикколо!*

*(Смотри, ослик! И маленький слоник!)

И это не сработало. Только вогнало в краску.

Попытки продолжились. Я вновь поднимал Челесту на Эйфелеву башню, заглядывал в бассейн к французскому политику и давил неисчислимостью пирамид. Высаживал на небоскребы. Спускал в пещеры Айсризенвельт на плато Тенненгебирге. Показал с минимальной высоты злополучное стрельбище в моем городе. Может, случившееся плохое что-то всколыхнет?