Книга Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев

Около часа ночи Маяковский предложил Фадееву прогуляться, и мы долго бродили по Невскому. Их разговор главным образом касался советской литературы. Посвящали друг друга в творческие планы».

На следующий день Маяковский написал и отправил письмо в Харьков Наталье Борисовне Хмельницкой (той самой, с которой у него закрутился курортный романчик минувшим летом):

«Милая и хорошая Наталочка!

Неужели мог быть такой случай, что я, находясь в Харькове, не устремился к Вам?

Если я мог совершить такую гадость, то, конечно, сам к себе отношусь с полным презрением и негодованием. Во всяком случае это обстоятельство будет мною исправлено в первый же, очень скорый, приезд мой в Харьков.

Пишу Вам из Ленинграда – читаю бесконечно (12-й раз!) свою поэму «Хорошо!» и помогаю её репетировать в б Михайловском театре. С этой же поэмищей надеюсь въехать в Харьков…

… не гневитесь на меня и, если будете в Москве, немедленно требуйте меня перед свои ясные очи…

Жму руку.

Ваш МАЯКОВСКИЙ.

1. XI.27.»

4 ноября Маяковский вернулся в Москву.

А через два дня в Ленинградском Малом оперном театре (бывшем Михайловском) состоялась премьера спектакля «Двадцать пятое» (по поэме «Хорошо!»). Маяковский, специально приехавший в город на Неве, чтобы «помочь репетировать», на представление не остался, так как был (по словам Александра Михайлова)…

«… недоволен постановкой и сценарием. Убедил себя, что это не то, что надо писать настоящую пьесу. И спектакль, в общем, не имел успеха».

«Красная газета»:

«В отличие от реалистических постановок своих собратьев Малый театр строит на основе поэмы Вл. Маяковского "Хорошо!" обобщённое символическое изображение революционного десятилетия…

Эпизоды последних лет даются то в форме массовых динамических сцен, то коллективной читкой голосовых групп, танцевальными пантомимами или театрализованными сатирическими сценками. Действие объединяется чтецом, ведущим рассказ от лица автора. Особенно волнует момент "взятия Зимнего", когда в действие вовлекается весь зрительный зал».

7 ноября 1927 года в Москве и Ленинграде прошли массовые демонстрации оппозиционеров. В столице эти выступления организовали ректор Московского института народного хозяйства Ивар Тенисович Смилга и видный большевик, написавший в октябре 1919 года совместно с Николаем Бухариным книгу «Азбука коммунизма», а совсем недавно исключённый из партии («за организацию нелегальной антипартийной типографии») Евгений Алексеевич Преображенский. В Ленинграде демонстрантов выводили на улицы Григорий Зиновьев, Карл Радек и Михаил Лашевич.

Навстречу мирно шествовавшим оппозиционерам были брошены специально организованные отряды сторонников ЦК. Их организатором был первый секретарь Краснопресненского райкома партии верный сталинец Мартемьян Никитич Рютин. Он создал бригады боевиков, вооружённых дубинками и свистками. Дубинки использовались для разгона митингующих, а свистки должны были заглушать выступавших ораторов. С криками «Бей оппозицию!», «Долой жидов-оппозиционеров!», «Да здравствует ЦК!» бригады Рютина нападали на тех, на кого им указывали вожди.

Запомним этого человека – Мартемьяна Рютина, встреча с ним нам ещё предстоит.

А Маяковский в эти дни читал свою поэму в Москве. 15 ноября читка проводилась в Политехническом музее. Афиши, расклеенные по городу, сообщали, что после чтения состоится диспут:

«При участии т.т. Авербаха, Брика, Пельше, Раскольникова, Ингулова. Приглашаются т.т. Полонский, Воронский, Серафимович, Либединский и все желающие из публики. Весь чистый сбор поступит на усиление средств Шефской комиссии над Красной Армией при Наркомпросе».

Василий Абгарович Катанян:

«Маяковский начал своё выступление с краткого изложения повестки, как вдруг увидел в первом ряду человека средних лет, который, аккуратно устроив на коленях портфель, читал газету.

Маяковский остановился и резко спросил:

– Вы долго будете читать газету?

Человек средних лет сделал вид, что не слышит.

– Я к вам обращаюсь! – повысил голос Маяковский.

– Я сижу на своём месте и делаю то, что мне нравится, – возразил человек с газетой. – Я вам не мешаю.

– Нет, мешаете! – крикнул Маяковский. – Если вы не прекратите эту демонстрацию, я отберу у вас газету!..

Публика стала волноваться. Некоторые кричали: "Вон!", другие – "Оставьте его в покое!" Я сидел в глубине эстрады, и весь зал был передо мной – назревала драка.

И тогда человек средних лет сложил газету, спрятал её в портфель, встал и… был таков.

Как выяснилось потом, это был Р.А.Пельше, заведующий отделом художественного просвещения Главполитпросвета, один из предполагавшихся участников диспута».

Дополним к этому, что 41-летний Роберт Андреевич Пельше был тогда редактором журнала «Советское искусство», а незадолго до этого возглавлял Главрепертком (Главное управление по контролю над зрелищами и репертуаром), то есть был главным цензором страны. Ему ли было не демонстрировать свой начальственный гонор!

На следующий день газета «Вечерняя Москва», сообщив, что «ни один из плеяды критиков», перечисленных на афише, на диспут не явился, продолжала:

«Никогда ещё не проявилось так отчётливо, как вчера, отношение к поэту обывателя, который за свой целковый считает вправе с высоты своего обывательского величия и в отдельных выкриках и – тем более – в анонимных записках самым вызывающим образом глумиться над поэтом.

– Я сросся с Октябрьской революцией, – заявил Маяковский. – Советскую республику я считаю своею!.. И я горжусь своими выступлениями с эстрады!.. Но революция выдвинула поэта на эстраду вовсе не для того, чтобы можно было безнаказанно над ним глумиться. Поэтому, если на мой вечер приходит публика с явным предубеждением против меня, если она не желает меня слушать, предпочитая демонстративно читать, я вырываю у таких слушателей газету и кричу им: "Или слушайте меня, или уходите из зала!".

Шумные аплодисменты, покрывшие эти слова Маяковского, показали, что значительная часть вчерашней аудитории поддержала Маяковского за его выступление в защиту поэта и поэзии».

Примерно в это же время произошла встреча Владимира Маяковского с Ильёй Сельвинским, написавшим «роман в стихах» под названием «Пушторг». О состоявшемся между ними разговоре поэт-конструктивист потом вспоминал:

«Маяковский. – Ну, вот я встретил 10-летие Октября поэмой "Хорошо!", а вы – "Пушторгом". Я воспеваю революцию, а вы придираетесь к ней.